— Пронесло, — решил я, но ошибся. Трактор развернулся и на всех парах понесся навстречу мне. — Задавить хочет, что ли? — рассуждал я, ища глазами Тамару. И увидел ее поблизости у беседки с группкой старушек, моционящих по утрам. Тамара взволнованно указывала старушкам в мою сторону. Я приободрился
— свидетели расправы будут и неплохие.
Я поднял палицу и стал ждать приближения трактора.
— Перебью стекла, как только приблизится, а выйдет кто-нибудь, то зашибу и его! Свидетели есть, все видели, как они напали первыми, причем с помощью трактора, — рассуждал я сам с собой.
Трактор подъехал ко мне вплотную, остановился, и из него вышел тракторист. Пролетарии наготове сидели в прицепе. Я не буду дословно приводить наш диалог с трактористом, скажу только, что пара-другая печатных слов все-таки была. Таковыми были: трактор, Израиль, баба, свидетели, под суд. Пришлось вспомнить мои состязания того же рода с целинными трактористами, где я, как известно, выиграл.
— Так бы и сказал! — соглашается тракторист и снова залезает в кабину. Под улюлюканье старушек трактор с прицепом ретируется. А я сделал вывод, что с моим носом и без бороды, в малолюдных местах лучше не появляться. Сейчас меня от националистов выручает бритая голова, я становлюсь похожим на скинхеда. А когда по дороге попадаются нацмены, то я надеваю кепку и выставляю напоказ свой нос. Но что-то вроде палицы в руках в любом случае все равно иметь надо!
Однако вернемся к первоначальному предмету нашего разговора — моржеванию. Сам я начал заниматься этим от страха заболеть СПИДом. Но, познакомившись со многими моржами, разговорившись с ними, я понял, что просто так, «за здорово живешь», моржами не становятся. Нужен какой-то стресс, толкающий человека в прорубь.
Одна пожилая женщина постоянно болела пневмонией, медицина оказалась бессильной, и она кинулась в спасительную прорубь. Молодую женщину бросил муж, у нее началась истерия, а спасла, разумеется, прорубь. Мужчина-наркоман решил завязать с «наркотой» и призвал на помощь прорубь. И так далее, и тому подобное…
Спустя два года, когда я уже стал опытным моржом и стал делать по два-три захода в прорубь зараз. Решилась искупаться и Тамара. Она не рассчитывала на такую смелость, но однажды после моего купания, когда мы выпили, она, наконец, отважилась. Но так как купальника у нее не было, то полезла в прорубь «в чем мать родила». Лицемерные посетительницы Кузьминок подвергли ее остракизму, но не сразу, а только после того, как разглядели стройную фигуру Тамары. Толстых, кривых и артритных старух, купающихся голыми, они не критиковали.
Но даже после остракизма Тамара продолжала моржевание в Кузьминках. Меня поражает до сих пор психология Тамары: ей трудно встать утром, трудно взяться за изучение компьютера, трудно отказать себе в поедании сладостей. Но одномоментно бросить курить, после долгих лет увлечения этой заразой, она смогла. Это был единственный случай мгновенного и бесповоротного отказа от курения среди моих знакомых. Начать моржеваться — одномоментно и бесповоротно, она тоже смогла. А сколько наших друзей, поддавшись нашему примеру, лезли в прорубь, в эйфории вылезали из нее, но вторично этого опыта не проводили.
Научившись чувствовать себя в проруби как дома, я начал эксперименты по заплывам под лед. Это уже когда мы, испробовав с десяток различных водоемов и прорубей, остановились, наконец, на Красном пруде в Измайловском парке. Красным он назван не только потому, что он прекрасен, а еще и потому, что в допетровские времена торговцы мясом мыли его перед продажей в этом пруду, окрашивая воду кровью в красный цвет.
Лед из-под воды необыкновенно красив — этакие хрустальные купола над тобой, сказочная картина. И кислороду в холодной воде требуется меньше, поэтому погружение может длиться подольше, чем в теплой. Я сперва отплывал от проруби метра на три-четыре, и тут же возвращался. А к весне уже проплывал метров до десяти. Как-то уже в начале апреля я поспорил, что проплыву от проруби до достаточно большой лунки метрах в пятнадцати. В лунку, оставшуюся от рыбаков-подледников, можно было просунуть голову, набрать воздуха, и вернуться снова назад. Спор был крупный — две бутылки водки, правильнее — самогона, так как все еще доживал «сухой закон». Принесли даже фотоаппарат, чтобы фиксировать мое появление из лунки.