Маленькие аппетитные дыньки «колхозницы» сотнями созревали там, скрытые от глаз целинной общественности. Спелые, вкусные дыни — на целине, где не то, что самых завалящих яблок — воды нормальной не было, пили рассол какой-то. Прямо на бахче поедать дыни было не с руки и мы, набрав пяток штук, пошли искать укромное местечко для трапезы. Долго искать не пришлось — прямо в поле стоял, до боли знакомый мне отцепленный копнитель.
Я привычно взобрался на мостки, нажал педаль, днище открылось, и мы влезли внутрь копнителя. Чтобы получше представить себе внутренность копнителя, нужно вообразить себе маленькую комнатку, что-то вроде карцера, только без потолка и с решетчатой задней стенкой. Тюрьма, но без потолка!
Когда мы оказались внутри, днище, естественно, захлопнулось, но мы не придали этому значения — быстрее бы съесть халявные дыни. Но дух Тугая наказал нас за воровство его дынь. Мгновенно, как это нередко бывало на целине, над нами собрались грозовые тучи, сверкнула молния, и полил дождь, переходящий в град.
Мы метались по тесному копнителю, пытаясь выбраться. Но по отполированным соломой стенкам, взобраться было невозможно. Попытки взломать заднюю решетчатую стенку тоже не помогли. Мы вымокли до трусов, и уже мокрых нас избивал град. Наконец, я, взобравшись на плечи Максимова, вылез на мостки и нажал педаль. Мы освободились и затрусили домой, поливаемые остатками заканчивающейся грозы.
Мы запомнили это злодеяние «духа Тугая» и решили отомстить ему. Назавтра мы уговорили шофера Ваську Пробейголова (по прозвищу «Бобби Динамит») съездить с нами на своем газике на бахчу. Набрав полкузова дынь, мы вернулись. Проезжая мимо нашего амбара, я закинул одну «колхозницу» в открытую дверь. Видели бы вы, что там поднялось! Бедные целинники не видевшие никаких фруктов после Грузии, накинулись на дыню, как в зоопарке крокодилы на брошенный им филейный кусок мяса.
Но месть — штука обоюдоострая. Естественно, Тугай узнал, кто был автором стишков и похитителем его личных дынь. Доброхотов-стукачей нам на Руси не занимать!
И вот на доске приказов, прямо на замазанном краской месте стиха про вечный союз Тугая с бугаем, появляется объявление о собрании партийно-комсомольского актива отделения прямо у нас в амбаре. С утра, когда многие безработные студенты еще лежали на своих нарах, к нам вошли: Тугай, Тоточава, неизвестная дама в кирзовых сапогах, и два местных механизатора.
Дама провозгласила, что есть мнение считать собрание открытым, все пришедшие подняв руки, проголосовали «за», и фарс начался. Естественно, разговор был только о моем поведении. Как-будто в разгар уборочной не было больше дел, чем обсуждать возмутительное поведение студента «Гулии», сняв для этого с комбайнов даже механизаторов. Но инкриминировать мне стишки они не могли — не доказано; на счет дынь тоже разговоров не могло быть — с какой это стати дыни, выросшие на «всенародной» земле могли принадлежать только Тугаю. А вот рацпредложение мое горячо обсуждалось. Докладывал, конечно же, сам Тугай.
— В то время как наши женщины в поте лица … — лицо, вернее, ряжка, у Тугая побагровела, на углах рта выступила пена слюны. Мне казалось, что под фуражкой у него даже зашевелились вырастающие рожки …
И тут я повел себя, как говорится, неадекватно. Встав с нар, я извинился перед собранием и сказал, что мне нужно на минутку выйти. Потом товарищи рассказывали мне, что дама даже испугалась, чтобы я ненароком не повесился от позора: «Потом отвечай за него!». Но я не собирался вешаться. Зайдя на кухню, я разбил тройку яиц в алюминиевую кружку, насыпал туда сахарного песку, и ложкой стал сбивать свой любимый «гоголь-моголь», или «гогель-могель», как называли его в еврейских местечках. Так я и зашел в амбар обратно.
Актив аж голос потерял от моей наглости. Потом заголосили все вместе: Тугай и дама — от ярости, механизаторы — от смеха, студенты — от восторга. Только Тоточава сидел молча, широко раскрыв глаза и рот. Я смотрел на этот театр абсурда, взбивал свое еврейское лакомство и почему-то спокойно думал:
— Вот приехал я сюда с благими намерениями, чуть не помер по дороге, потерял надежду на рекорд, оставил в Тбилиси невесту. Конечно, обманывал Архипова, но в уборочной участвовал честно — даже рацпредложение сделал, как вообще избавиться от копнильщика (позже на комбайнах эту должность действительно упразднили), а меня тут как врага народа …
— Погоди, — обратился ко мне Тугай, — сейчас на это времени нету, соберем урожай, а тебя отошлем с письмом в институт, чтобы выгнали тебя отттудова!