17 июня 1855 года союзники предприняли генеральный штурм Севастополя, который был поддержан огнем шестисот тяжелых пушек и мортир. Последовавшая атака была отбита с тяжелыми потерями. В ночь на 19-е приступ был повторен, но вновь оказался безуспешным. В это же время скончался лорд Раглан, который в буквальном смысле слова умер с разбитым сердцем. В конце концов, 8 сентября союзники возобновили наступление, но в то время, как французам удалось овладеть Малаховым курганом, британская атака на Большой редут была отбита. В этой последней атаке Ричард, лорд Мэйдстон, командовал пехотным батальоном, заменив подполковника, убитого во время июньского штурма. Он был тяжело ранен, когда пытался вдохновить остатки своих солдат к последнему, решающему усилию. Однако войска не смогли развить этот порыв — обессиленные и потерявшие боевой дух, они вынуждены были отступить под тяжелым обстрелом, унося с собой своего раненного полковника. Его передали в полевой госпиталь, где, вследствие абсолютной необходимости, ему пришлось ампутировать левую руку. Из-за значительной потери крови в то время представлялось сомнительным, удастся ли Ричарду выжить, но уже 9 сентября он почувствовал себя лучше, когда ему сказали, что Севастополь пал. Потеря Малахова кургана убедила князя Горчакова в том, что крепость не сможет более держаться. Он взорвал арсенал, склады и верфи, затопил или сжег оставшиеся корабли и ушел из Севастополя, в который союзники и вошли 9 сентября. Таким образом, все задачи войны были решены, а цели достигнуты, и капитан Дж. Хорнблауэр навестил своего раненного кузена, поздравив его с тем, что ему удалось выжить в одной из самых кровавых битв истории. «Морской Лев» получил приказ следовать в Англию, и лорд Мэйдстон отправился домой вместе с ним, в качестве выздоравливающего. Выйдя в море 30 сентября и зайдя по пути на Мальту, «Морской Лев» достиг Портсмута 17-го октября. Лорд Мэйдстон, которого жена встречала прямо на пристани, был перевезен в Боксли-хаус, в то время как Джонатан, чей корабль выводился из кампании, приехал всей семьей навестить его на Рождество. Старый лорд Хорнблауэр сделал то же самое и таким образом, вся семья собралась вместе в последний раз.
Мы ничего бы не знали о подробностях этой встречи, если бы не письмо, которое леди Хорнблауэр написала вскоре после этого из Боксли своему племяннику, Генри Ричарду Уэлсли, лорду Коули. Он был дипломатом, чьим непосредственным долгом было участие в подготовке Парижского трактата, который должен был закончить войну, в которой Ричард чуть было не лишился жизни. В то время Генри Ричард был послом Англии в Париже, где ему незадолго до этого удалось заключить международный договор, запрещающий каперство.
Боксли-хаус
28-е декабря 1855 г.
Мой дорогой Генри!
Нам всем бы хотелось, чтобы ты был здесь, вместе с нами, на нашем семейном торжестве, тем более, что скоро наступит Новый год, но мы знаем, какая важная работа тебе предстоит, чтобы в ходе переговоров мы не потеряли то, что завоевали в битве. Как тебе известно, Горацио всегда был против этой кампании и более того — утверждал, что Артур никогда не допустил бы ее, если бы был жив. Тем не менее, главное сегодня, что военные действия уже завершены, а Ричард и Джонатан — живы. Ричард удивительно хорошо держится, несмотря на потерю руки, к счастью, левой и даже говорит, что скоро снова сможет стрелять. Он не вернется снова в свой полк, однако ему предложили должность в Конной гвардии до тех пор, пока его производство в генерал-майоры не будет утверждено. Оба они с Джонатаном стали кавалером Ордена Бани, и все вокруг считают их настоящими героями. Странно думать, что Горацио за все двадцать лет, проведенные на войне, получил лишь несколько царапин и перенес тяжелую болезнь в 1812 году, так что едва выжил. Ты был бы горд, если бы увидел всю нашу компанию, собравшуюся здесь за обеденным столом 25 декабря. Горацио усадили во главе стола. Что было очень правильно сделано, несмотря на то, что хозяином дома был Ричард. За спиной у него над камином висел его же портрет кисти сэра Уильяма Бичи, а напротив меня на стене висела та самая картина Кларксона Стенфилда, изображающая битву под Алжиром. Серебряные подсвечники были из числа подаренных Горацио руководством «Восточной пароходной компании», а свет свечей отражался в полированном красном дереве длинного стола. Ричард выглядел настоящим солдатом до кончиков ногтей и был счастлив от того, что ему удалось побывать в настоящей битве и доказать свою отвагу под огнем. Джонатан также стал выглядеть более солидно и временами немного напоминает Горацио, хотя и без его решительности — я не могу представить себе нашего кузена адмиралом. На противоположном конце комнаты висел портрет Артура, который с удовольствием взирал с него на Гарриет, которая до сих пор прекрасно выглядит, и на Гертруду, чья красота также хорошо сохранилась. По этому случаю присутствовали и старшие внуки — Мария Ричарда и Питер — Джонатана, а также какой-то контр-адмирал, чье имя я забыла и какой-то полковник, чьего имени я так и не узнала.