Все расписания на корабле были запутаны и Хорнблауэр (в чем он отдавал себе отчет) не мог не последовать дурному примеру. Он мог, конечно, оправдываться тем, что еще никогда не служил под командой офицера, подающего ему положительный пример, однако для его собственной совести этого было недостаточно. Так что Горацио должен был понести свою часть ответственности за общее падение дисциплины, и постановил для себя в душе, что никогда больше ничего подобного не повторит. Пока же он находился в сложной ситуации и должен был срочно что-то придумать. Раз уж он решил отправиться в море, то должен считаться с тем, что еще не раз попадет в трудную ситуацию и, как хороший офицер, должен показать, что всегда найдет из нее выход. Это испытание застало его в самом начале карьеры, и если он не преодолеет препятствия, то может вообще никогда не стать офицером. Первые проблески тактического инстинкта подсказали ему, что все попытки оправдаться перед коммодором — если ему вообще удастся сказать хоть что-либо в свое оправдание — ни к чему не приведут. Можно было рассчитывать только на некий Поступок, который ему еще предстояло совершить. Если бы ему удалось спасти корабль от катастрофы или хотя бы спасти утопающего!
Можем быть уверены, что Хорнблауэр размышлял о десятках подобных возможностей, прежде чем, наконец, задал себе вопрос: «Что же, собственно, должно быть сутью этого Поступка?» А если уже вопрос был правильно поставлен, то появился и очевидный ответ на него. Невозможно было доказать, что командование «Модестом» осуществлялось соответствующим образом. Приходилось лишь надеяться, что сможет доказать — не вступая в дискуссию — то, что и на других кораблях дело обстояло так же или даже хуже. Прежде чем наступила ночь, у Хорнблауэра созрел план выхода из отчаянной ситуации. Потом про него станут говорить, что он поступил как сумасшедший, зато никто не упрекнет его в бездействии.
Для реализации плана требовался помощник и маленькая шлюпка. Со шлюпкой проблем не было, так как у мистера Уоттертона была лодка, которую он использовал при рыбной ловле. Он без труда согласился одолжить ее Хорнблауэру, который объяснил, что хочет вместе с Блэккетом проведать приятеля. В качестве же сообщника Горацио решил взять мальчишку по имени Дик Чарльзворт, который работал в лазарете. Тот охотно принял взятку и объяснение, что Хорнблауэр просто хочет выиграть пари. Будучи на борту во время первой ломаной вахты, но не неся дежурства, Хорнблауэр взобрался на марс грот-мачты с подзорной трубой и хорошенько осмотрел порт. Затем поговорил с боцманом о расписании рейсов дежурной шлюпки. В котором часу можно было забрать колокол? Смидли сказал, что шлюпка патрулирует акваторию до- и после полуночи, один раз во время второй ломаной вахты и второй — во время первой вахты. Если колокол был снят (скажем) в десятом часу вечера, следующий объезд патрульной шлюпки был уже после смены вахты. Хорнблауэр поблагодарил боцмана и провел наверху еще час — на сей раз, на марсе фок-мачты. За ним рассеянно наблюдал Бэйли, который как раз нес вахту на палубе и которому Хорнблауэр объяснил свое странное местопребывания тем, что он изучает обтяжку такелажа. Сам он стоял вторую ломаную вахту, внимательно следя за сигналами и заметил дежурную шлюпку сразу после того, как часы на башне собора пробили одиннадцатый час. В полночь Уолкер сменил Бэйли, а Кук — его самого. Хорнблауэр спустился в мичманскую каюту и переоделся там в рабочее платье, перевезенное с «Юстиниана». Когда в первом часу ночи Хорнблауэр босиком вышел на палубу, вытащив перед этим Чарльзворта из подвесной койки, то увидел, что ночь безлунная (о чем он знал заранее) и облачная (на что он рассчитывал). Никем не видимые и не слышимые, Хорнблауэр с помощником достигли входного порта, тихо соскользнули по шторм-трапу и отдали фалинь гички Уоттертона. Минутой позже шлюпка уже удалялась с течением прилива, с недвижными веслами, до тех пор, пока не отплыла настолько, что их плеска уже невозможно было услышать. Чарльзворт осторожно греб с замотанными уключинами, а Хорнблауэр правил прямо на «Короля Уильяма», как будто хотел столкнуться с ним прямо нос к носу. Теоретически, на баке корабля должен был находиться вахтенный, но Хорнблауэр предполагал, что тот отошел, чтобы поболтать со вторым вахтенным, к входному порту. Так или иначе, их никто не окликнул и Хорнблауэр отыскал конец, который, в нарушение всех предписаний, свисал с левой катбалки. Приказав Чарльзворту, чтобы тот удерживал конец и ждал, Хорнблауэр выбрался на бак и, не теряя ни минуты, добрался до фор-штага и начал взбираться вверх, так же, как во время своей вечерней тренировки. Запыхавшись, он вылез на фор-марс и несколько минут отдохнул. Не видя под собой палубы, что облегчало подъем, Хорнблауэр пришел к утешительному выводу, что и его с палубы не видать и, найдя грот-марса-штаг, взбирался уже по нему шаг за шагом. Где-то высоко над ним поднимался топ стеньги, место, которого он решил достичь.