Это был первый случай, когда Хорнблауэр побывал под огнем, и мы слишком мало знаем о том, какую роль он сыграл в этом деле. Письма, написанные мичманами, обычно выбрасывают, а Хорнблауэр, к тому же, находился в особом положении, так как ему, собственно, и некому было писать. Конечно, была чета Роусонов и, может быть, он направил бы им какое-то сообщение, но они мало интересовались юношей, так что он вряд ли бы писал им подробно, а они, скорее всего, не сохранили бы его письма. Тем не менее говорят, что боевой пост Хорнблауэра был на грот-марсе, где он и был легко ранен обломком поврежденного грот-марса-рея. От этого ранения у него остался небольшой, но надолго сохранившийся шрам слева от левой брови — слишком маленький, чтобы быть увековеченным на портретах, но заметный для, скажем, каждой будущей партнерши на балу. После сражения в день Св. Георгия эскадра возвратилась в Портсмут и можно предположить, что следующий визит Хорнблауэра в кофейню «Голубые Столбы» был несколько хвастливым. Его доля призовых денег за захват «Помоны» была, конечно же, небольшой, однако достаточной, чтобы заказать новый мундир у лучшего портного. Этот мундир и заметный шрам прибавляли ему солидности. Этот мичман уже побывал в бою, что было видно уже с первого взгляда. Однако ему недолго суждено было наслаждаться этим успехом. Почти сразу же эскадра вновь вышла в море, и «Аретуза» получила приказ отделиться от остальных кораблей, чтобы охотиться за французскими торговыми судами в Бискайском заливе. После захвата на каждое подобное судно высылался призовой экипаж. Пятой жертвой стал бриг из Бордо «Мари Галант», следующий с грузом риса в Новый Орлеан. Хорнблауэру дали четверых матросов и приказ отвести бриг в ближайший английский порт. Это было его первое самостоятельное командование, и он мог быть доволен оказанным ему доверием. К сожалению, бриг сдался только после обстрела, а одно из ядер проделало ему пробоину у самой ватерлинии. Груз риса разбух от морской воды и так сильно разрушил корпус брига изнутри, что тот стал тонуть. Хорнблауэр был вынужден покинуть судно, набив пленных французов и победителей-англичан в одну крошечную шлюпку. Эта шлюпка была захвачена французским капером «Пик» и Хорнблауэр впервые в жизни оказался в плену. Свой восемнадцатый день рождения (4 июля 1794 года) он встретил на палубе «Пика», пытаясь читать французский учебник навигации. К счастью для него, на следующий день «Аретуза» захватила «Пик», в чем ей помог пожар, разгоревшийся на корсарском корабле; устроил этот пожар Хорнблауэр.
Вскоре после этого Хорнблауэр появился на Нормандских островах, где временно принял командование тендером «Роялист», на котором нес патрульную службу у французского побережья. Похоже, офицер, командовавший тендером, был убит, и Хорнблауэру пришлось выводить тендер из очень опасной ситуации. Однако вскоре его сменил лейтенант, и Горацио был отослан обратно на «Аретузу». Вновь очутившись на своем фрегате, Хорнблауэр сыграл определенную роль в захвате французского корвета «Папийон», который «Аретуза» загнала в устье Жиронды. Шлюпки с фрегата захватили корвет благодаря неожиданности, а Хорнблауэр, с командой гички, поставил грот-марсель «Папийона» и таким образом, дал мистеру Экклсу возможность управлять захваченным кораблем. Это произошло в начале сентября (4–5 числа), а затем «Аретуза» провела бой с меньшим французским фрегатом, «Евгенией» (28 пушек), который и захватила 17 октября. В этом бою Хорнблауэр занимал пост на бизань-мачте и едва избежал смерти, когда та была сбита. «Евгения» отважно сражалась, особенно учитывая ее небольшие размеры, а повреждения, которые она успела нанести противнику, прежде чем ее взяли на абордаж, были столь велики, что «Аретуза» требовала серьезного ремонта. «Аретуза» и «Евгения» вместе возвратились в Портсмут и в ноябре встали в док, а команду направили на плавказарму «Графтон». Офицеры и мичмана получили отпуск на берегу, но Хорнблауэр, которому было некуда ехать, остался на «Графтоне». Здесь он стал адьютантом сэра Эдварда и сопровождал его во время визитов на верфь. Пеллью уже ходатайствовал о назначении на «Неустанный» и как раз начинал свою последнюю схватку с флотской коллегинй. Было уже слишком поздно, чтобы что-то делать с мачтами и реями, поскольку такелаж на корабле уже был установлен, но еще можно было изменить балласт. Пеллью был великолепным морским практиком, но чиновники с верфи быстро дали ему понять, что он не является квалифицированным кораблестроителем. Однако он все же был членом-учредителем Общества по улучшению строительства кораблей, которое образовалось в 1791 году с герцогом Кларенсом в качестве председателя. А что еще важнее, в декабре из Вест-Индии вернулся капитан Шенк и быстро вступил в борьбу на стороне Пеллью. Хорнблауэр попал в неудобное положение, когда получил вместе с Пеллью приглашение на обед «У Георга» с адмиралом-комендантом порта и неожиданно узнал, что там же будет Шенк. Он мог себе только представить ту минуту, когда сэр Эдвард, проводя церемонию представления, скажет: «Ну, а с мистером Хорнблауэром ты уже знаком». Когда же Шенк ответит (ведь может же он так сказать), что никогда ранее Хорнблауэра не встречал и даже никогда о нем не слышал, Пеллью может подумать, что его молодой адъютант — лгун. Хорнблауэру хватило трезвого рассудка, чтобы тут же представиться Шенку и объяснить ему это недоразумение. Перед ним оказался огромный мужчина в капитанском мундире, который говорил с протяжным девонширским акцентом. Хорнблауэр начал было оправдываться, но все это стало ненужным, стоило ему только произнести имя Тимоти Блэккета.