Выбрать главу

Гертруда наняла домработницу, в доме все заблестело («наша бронза натиралась до блеска»).

Эмма заменой Лео стать не смогла, да и не намеревалась, и Гертруда все чаще поглядывала в сторону брата, через океан, тем более что личная жизнь накренилась в совершенно неожиданную сторону.

Нить четвертая. Балтиморский треугольник.

Отъезд Лео создал вакуум в ежедневной жизни Гертруды. Требовалась его заполнить, и вскоре благодаря Эмме и ее подругам Гертруда вошла в круг балтиморских девушек, отличавшихся особым вольнодумством. Эти девушки, в основном из привилегированных семей, открыто и вызывающе демонстрировали недовольство существовавшими канонами поведения и морали, устраивали сборища и вечеринки, куда мужчины не приглашались.

Хотя Гертруда и раньше флиртовала с подругами (один такой намек содержится в ее записных книжках), сексуальные отношения между людьми одного и того же пола были для нее полной загадкой. Лишь на вечеринках и чаепитиях, устраиваемых в зажиточных домах студентками из престижных колледжей, Гертруда стала постигать суть их бесед. Ведь все ее новые подруги во время учебы жили в общежитиях, в длительном отрыве от семьи, и в свободное время были предоставлены самим себе. Лесбийские игры в той или иной форме являлись частью их ежедневного быта и, соответственно, бесед и сплетен.

В конце 19-го — начале 20-го века в английский язык вошел термин ‘Бостонское супружество’. Возникновение термина относят к книге Генри Джеймса Бостонцы, в деталях описывающей отношения двух женщин, живущих как бы в браке. Их называли новые женщины. Многие феминистки того времени теоретизировали, что разделение людей по половому признаку условно, и их поведение зависит от социального признания, опыта и поведения.

В такую группу новых женщин Гертруда и попала. Возглавляла ее сокурсница по университету Мейбл Хейнс. Поначалу новенькая никак не могла вписаться в те замысловатые разговоры, которые велись за чаем на таких вечеринках, и отличить искренние заявления от скрытой игры и выдумки. Гертруда оказалась лицом к лицу с опытными либертарианками, искусными спорщиками, где ей, неискушенной, было нелегко разобраться.

И Гертруда Стайн влюбилась, ввязавшись в мучительный женский треугольник. Ее любовь — Мэй Букстейвер, бывшая студентка колледжа Брин Мор, дочь верховного судьи штата Нью-Йорк, уже подрабатывала репетиторством и была активисткой суфражистского движения. Лишь позднее Гертруда поняла, что у Мэй в полном разгаре были романтические, скажем так, игры с Мейбл Хейнс. Гертруда попала в любовный водоворот.

Пытаясь завоевать любовь и отлучить Мэй от Мейбл, неопытная Гертруда окончательно запуталась. Отчаявшись, она униженно попросила у Мэй совета, продемонстрировав полнейшую неопытность. Мэй в ответ на ее невинность разразилась смехом. Стайн на долгое время запомнила шок от насмешки. Тот случай послужил начальным и существенным шагом на пути к настоящей зрелости. Откровение и признание своего неведения привело к многим неделям непрерывного сомнения и моральному замешательству, но не к решению.

В октябре 1901 года, после очередного вояжа в Европу, Гертруда возвращается и всю зиму живет во все запутывающемся любовном узле. Мучительная агония продолжалась с перерывами в 1901–1903 годах. Перерывы были вызваны отъездом Гертруды в Европу на весенне-летний период. И тогда в обе стороны шел поток писем. Столь много энергии она отдала своей любовной трагедии, что ни сил, ни желания на учебу уже не осталось.

Летом 1903 года вся троица — Мэй, Мейбл и Гертруда, — встретилась в Риме, в последний раз.

Развязка любовной трагедии известна из переписки Эммы Лутц, ставшей к тому времени Эммой Ирвинг, и Гертруды. Точнее, из писем Эммы, ибо письма Гертруды не сохранились. Выйдя замуж и переехав в Бостон, Эмма близко сошлась с Мейбл Хейнс и послужила источником информации, до которой все время допытывалась из Европы Гертруда. В конечном счете, Эмме надоело разбираться и отвечать на вопросы подруги. Одно из писем, довольно официального тона, содержит следующие строки:

Послушай, Герти, ты написала массу глупостей. Не пытайся впутать меня в ситуацию, которую ты и двое других рехнувшихся женщин создали из-за твоих эмоций и чувствительности. Если ты желаешь, чтобы Мэй шла навстречу твоим потребностям ради удовольствия развращенной публики, пожалуйста. Но поскольку я испытываю к тебе дружеские чувства, оставляю за собой право возмущаться…. Мейбл теперь ведет отчаянную борьбу за свое благоразумие… Она это делает ради себя и, насколько мне известно, не запускает когти ни в кого другого.