Вот так! Не более и не менее. Журналист не приводит никакого объяснения сказанному, все просто и буднично. И ни опровержения, ни разъяснения не последовало! Конечно, надо иметь в виду, что в 1934 году имя Гитлера было популярно в большинстве стран мира, особенно в Соединенных Штатах Америки. Никто не верил (или не хотел верить и видеть) в начавшуюся антисемитскую кампанию в Германии.
Голоса специалистов-стайноведов разделились. Большинство не решилось развенчивать литературную икону и поспешило заявить, что слова Гертруды, несмотря на ее запутанную политическую позицию, следует рассматривать не иначе как черный юмор, нечто вроде иронии или сарказма. Действительно, наделив фразу звуковой интонацией, можно изменить смысл сказанного, но возможную иронию не упоминает ни журналист, ни сама Гертруда.
Оправдательные изыски вроде ‘черного юмора’ звучат неубедительно. Возможно, до самой Америки информация о событиях в Германии еще не дошла, но Франция и Париж в те годы открыли границу и служили прибежищем для начавшегося потока немецких евреев и антифашистов, бежавших от преследования нацистских властей. Вставив в интервью фразу «изгоняя евреев», она тем самым продемонстрировала, что прекрасно знала, что происходило у соседей. Тут уж здравому человеку не до иронии. Да и не заметить этого Гертруда, хоть и жившая по полгода в сельской местности и без радио, но регулярно читавшая газеты, не могла. Элис Токлас в Поваренной книге, выпущенной в 1954 году, как бы мимоходом открывается: «Это случилось в 1936 году, и мы уже знали странного (! И.Б.) Гитлера». Вполне понятна реакция возмущенного рецензента на книгу Стайн Войны, которые я видела, написавшего в газете Нью-Йорк Таймс: «Неужто мисс Стайн так никогда и не видела в Париже, начиная с 1933 года, ограбленных, избитых, измученных беженцев? Где же были глаза мисс Стайн, те глаза, которые смогли безошибочно распознать значимость Пикассо?»
Пиетет, высказанный Гертрудой Стайн германскому канцлеру, подтверждается и рядом других свидетельств.
Джеймс Лафлин, американский писатель и журналист, продолжительное время гостил у Гертруды в середине 1930-х годов, примерно в то же время, когда бралось приведенное выше интервью:
Когда на выходные дни из Парижа приезжал Бернар Фей, тогда-то по-настоящему и начинались дискуссии. Два старых приятеля знали друг друга настолько хорошо, что могли соревноваться, подтрунивая над интересами и увлечениями другого. Их дуэт доставлял истинное удовольствие. Элис и я всегда внимательно слушали. Но обмен мнениями, который довелось подслушать однажды под вечер, причинил мне беспокойство. Они беседовали о Гитлере, говорили о нем как о великом человеке, сравнимом разве что с Наполеоном. Как такое могло произойти? Преследование фюрером евреев к тому времени уже широко освещалось во Франции. Мисс Стайн была еврейкой, а Фея чуть не убили боши. Я не мог поверить такому странному разговору. Но позднее все прояснилось, особенно касательно Фея[105].
Анализ самой обширной и доверительной переписки Гертруды с Ван Вехтеном ничего в опровержение сказанного Ленсингу Уоррену обнаружить не смог. А вот в подтверждение стоит упомянуть открытку, посланную Ван Вехтену в конце мая 1936 года. И что же она выбрала? Открытку с изображением Der Volkskanzler Adolf Hitler — народного канцлера Адольфа Гитлера! Видимо, зная ее пристрастие к фюреру, Торнтон Уайлдер в начале сентября 1935 года послал из Австрии, еще до аншлюса, похожую открытку с изображением Unser Volkskanzler Adolf Hitler.
Американский писатель и публицист Джеймс Лорд приводит слова рассерженного и недоумевающего Пикассо, сказанные им в 1945 году: «Гертруда — настоящий фашист. У нее всегда была слабость к Франко. Представляешь! И к Петэну тоже. Знаешь, она писала речи Петэну. Можешь вообразить такое? Американка. Да еще еврейка»[106].
Разумеется, ‘фашист’ уж чересчур сильно сказано по поводу ‘слабости’ к генералиссимусу, но негодование французского испанца-коммуниста вполне объяснимо. История, впрочем, зарегистрировала немало евреев, совершивших куда больший грех — например, служивших Гитлеру или бывших злостными антисемитами. Гертруда не была антисемиткой, не скрывала своего происхождения. Впрочем, и не афишировала тоже, что в предвоенной и особенно военной Франции к добру не приводило.
Нельзя согласиться и с теми, кто называет ее предательницей. Она никого не предала, из-за нее никто не погиб. Да, она дружила со многими французами правого толка. Да, она помогала Петэну, переводя его речи, но вреда эти переводы никому не нанесли. Не повлияли они и на американо-французские отношения. Впрочем, и большая часть французов относилась к Петэну с пониманием и поддержкой.
105
См. J. Mahler,
106
Lord J.