Позвонил какой-то читатель, возбужденный книгой «Ретроэстрада», и сообщил: «Я вас люблю». Я возразил: «Я не женщина, чтобы меня любили».
28 февраля – возобновил записи в дневнике. Эпохальная запись: выходили с Ще в магазин. Много льдистого грязного снега, какие-то торосы. Депрессивный день, и хочется запеть дурным голосом: «Когда весна придет, не знаю!» Наверняка придет, и даже завтра. И как на собрании: «Не надо волноваться, товарищи!»
И все время идут наплывом воспоминания о больничных днях, как уважительно меня называли сопалатники: Патриарх и Николаевич, как однажды доктор привел студентов и, показывая на меня, стал объяснять, что произошло со мной и как меня лечили. Чувствовал себя не экспонатом на выставке. И попросил доктора обратиться к студентам с маленьким напутствием. Он разрешил, и я сказал студентам об их благородном выборе в жизни лечить и спасать людей. В первую очередь думать о профессии, а не о деньгах и заработке, деньги придут потом… В какой-то день сосед-строитель орал по мобильнику: пока он лежал в больнице, уволили его и всю его бригаду.
А вернулся из больницы и окунулся в истории, рассказанные нашими СМИ. О непутевых матерях, бросающих своих детей, а Дума против их спасения в американских семьях. О том, что Депардье дали русское гражданство, и крик Юлии Калининой в «МК» о том, что «властям плевать на своих граждан, зато какой-нибудь хрен с горы – это им дорогой гость». Кирилл Рогов в «Новой» (27 февраля) о том, что мы строим невиданный род «коммерческого тоталитаризма» с элементами фундаментализма, корпоративизма, полицейское государство, а средний городской класс объявлен персональным врагом режима. Оп-па… Можно вспомнить и дореволюционного философа Георгия Федотова: «Ненависть к чужому, нелюбовь к своему – вот главный пафос современного национализма». Какое уж тут либертэ, эгалитэ и фратернитэ. Сплошное мракобесие с ксенофобией.
Евгений Ройзман с печалью отметил: «Закрываются последние книжные магазины. У молодежи утеряно чувство языка, люди с высшим образованием не читают и не умеют грамотно писать».
Молодые кричат «Вау!», старые падают в обморок. И на этом фоне я продолжаю свою просветительскую деятельность, сочиняю «умные» тексты.
2 марта стукнул 81 год. Анна Николаевна из Тютчевской библиотеки позвонила, поздравила и сообщила, что на сайте «Эхо Москвы» поместили рейтинг родившихся 2 марта: Горбачев, какой-то миллиардер, актер Пореченков, на 5-м месте – Ю.Б., далее экс-премьер Степашин и т. д.
4 марта – начал заниматься Анной Карениной, отложил и перешел к А.Н. Островскому. Капризно-прихотливый сочинитель.
12 марта – и снова утраты: не доиграл Ван Клиберн, не дописал Борис Васильев. Обзванивал ВИПов на свой вечер в ЦДЛ, в том числе Алле Гербер: «Юрочка, спасибо, но я уезжаю».
16 марта – закончил маленькое исследование про Анну Каренину – в книге, в театре, на экране. 23 страницы. На улице вода, снег, лед. Не выходил. Расставшись с Карениной, приступил к Рахманинову и начал с чтения чужой книги «Рахманинов. Две жизни». А после напечатал свой вариант – 14 страниц.
23 марта – СМИ кипят по поводу убийства Бориса Березовского: убийство? Самоубийство? Просто смерть? Миллион версий. Развеселая политическая жизнь: педофилы, американцы-убийцы, «пиндосы», нелепые и звероподобные думские законы, обыски, аресты, суды и вот венец – Борис Березовский.
Вечером по ТВ старый фильм Антониони «Фотоувеличение» (1966) – снято завораживающе. И опять, а что мы?
24 марта – презентация альманаха «Чонгарский бульвар» в библиотеке Тютчева. Выступали оба. Отклики: «Какие знаменитые люди к нам ходят!» «А какой мужчина! Яркий!» Я яркий? Увы, уже блеклый…
28 марта – в 13:40 приехал «мальчик» и притащил две пачки новенькой книги «Опасная профессия: писатель». 20 штук. Толстенный том, хорошая бумага, крупный шрифт. 640 страниц. Еле-еле доехала фура из Архангельска. В книге 57 блистательных имен, от Горького до Довлатова. И громко известный Бабель, и почти забытый Пильняк, «Я выбираю свободу!» – Александр Галич, и «Текст – это жизнь» – Лев Лосев и т. д. Тираж 1000 экз.
29 марта – закончил нового «клиента» – Лев Лунц, и посидели втроем с Наташей, приехавшей из Германии, в кафе «Чайковский» на маяковке. 26-го Борису Давидовскому исполнилось бы 80 лет. Но не дожил до внуков, родившихся уже на Западе. Дойч-внуки.