Есть еще фодем — буквально «нитка», в переносном смысле — «еда» и «деньги». Вообще в идише много «съестных» названий денег. Локшн (ед. ч. локш) — «лапша»; так европейские евреи прозвали доллары. Лангер локш — дословно «длинная лапша», теперь это выражение означает «долговязый человек», а раньше — «длинный рубль». Унтерзупендике локшн, «лапша из супа» — это локшн, приплывшие по водам Атлантики, то есть деньги, что вам прислали родственники из Америки. Доллары также называли ям блетлех. Ям — «море», блетлех — множественное число от блетл, а блетл — уменьшительное от блат, «лист» (дерева или бумаги) и «тонко раскатанный корж»… из которого делают локшн. Итак, мы опять вернулись к лапше, выуженной из моря.
На воровском арго деньги называются кез, то есть «сыр». Имеется в виду мягкий сыр, шмир-кез, который намазывают на бублички (от глагола шмирн, «мазать», а в переносном смысле — «давать взятку»). Здесь кез — та самая смазка, жирный кусок, что кладут в протянутую руку.
Мезумен — «наличные деньги». На иврите это слово означает «готовый», «присутствующий» — здесь: деньги, которые можно потрогать, рассмотреть и даже попробовать на зуб, чтобы убедиться, что нам предлагают не линке мезумен («фальшивые деньги»). Линк, «левый», зачастую означает «дурной», «неправильный» — не только в идише, но и в большинстве европейских языков — если не во всех, — начиная с латинского sinister. Соответственно линке зайт, «левая сторона», в переносном смысле — «не та сторона» (выражение из разряда «не с того конца», «не с той ноги» и т. д.) Ойфштелн аф дер линкер зайт — «встать не с той ноги» (кстати, ахре, «другая», в знакомом нам ситре ахре («другая сторона» в смысле — «потусторонний мир»), по сути, заменяет слово «левая»). Линке либе (дословно «левая любовь») — «интрижка на стороне»; линке схойре — «незаконный товар» (контрабандный или краденый). Слово линкс само по себе — синоним слова тарфес, «некошерная еда».
VI
Разумеется, не все евреи поголовно бедняки, есть среди них и богатые (и даже очень богатые) люди, и представители среднего класса. Но здесь мы не станем их касаться, поскольку связанная с ними лексика проста и однозначна: идишское слово X переводится как Y, и так далее. Конечно, евреи обсуждали не только бедность, но и богатство, и ряд (совсем не маленький) промежуточных состояний, однако эти последние их не особо занимали — видимо, потому, что им было слишком трудно вести беседу, не возмущаясь и не сетуя. В промежутках между кейнеѓоре, плевками и приступами зависти легче ныть «ох, нет у меня того-этого…», чем восторгаться «ах, у него есть такое-сякое…». Зачем говорить о богачах, пряча под восхищением жалобу, если можно нажаловаться всласть, рассказывая о себе самом?
Глава 8
Бупкес — ровным счетом ничего:
идиш и природа
I
В классическом эпизоде «Шоу Дика Ван Дайка»{61} звучит песня, по сюжету ставшая всенародным хитом: Роб (Дик ван Дайк) и его приятель сочинили ее в армии, вдохновившись идишским словом: «Ты от меня получишь только бупкес — то есть ровным счетом ничего. Бупкес!»
Видимо, солдат, научивший Роба и его соавтора этому слову, был очень вежливым — или же плохо владел идишем. Точнее, бупкес действительно означает «ничего», но это «ничего» особого рода; от нейтрального словарного горништ оно отличается как «ничто» от «ни хера». Исходное значение слова бупкес (в официальном клал-шпрах пишется и произносится как бобкес) — «помет», в основном козий или овечий. Раньше возглас «бупкес!» был очень распространенным выражением недоверия — мол, все, что ты говоришь, — полная чушь.
Итак, бупкес — мелкие круглые какашки — перекатывались в идише, меняя свое значение от «все твои истории — бупкес!» к «ты от меня получишь только бупкес» (в первом случае слово означает «дерьмо», во втором скорее «дырка от бублика»). В английском это слово, как и многие другие заимствования из идиша, превратилось из грубого в забавное; однако в вежливой еврейской беседе его лучше не употреблять — ну разве что вы обсуждаете проблемы уборки скотного двора.
Такие изменения сленгового значения слова показывают, что раньше евреи хорошо знали, как выглядит козий помет, поскольку козы были неотъемлемой частью их быта. На слуху были выражения кулише циг («общинная коза») и кулишер бок («общинный козел»): с их помощью евреи жаловались, что с ними не считаются или их недооценивают: «Как это называется?! Ты заходишь и берешь мои вещи без спроса! Я тебе что, кулише циг?»
Не забывайте, что так называемые «урбанизированные» восточноевропейские евреи были таковыми лишь по сравнению с окружавшими их крестьянами. В повседневной жизни евреев было немало грязи, помета и домашних животных, о чем мы склонны забывать. Говорят, что отличительной чертой большинства деревень и штетлех, еврейских местечек, была блоте, грязь; в идишских фразеологизмах она заменяет фекалии. Восклицание «блоте!», как и «бупкес!», значит «чушь», а иногда «говно» в смысле «ничтожная, недостойная внимания вещь». Гелт из блоте можно перевести как «деньги — ничто» или даже как «срать я хотел на деньги», в зависимости от контекста и тона говорящего. «Что ты мне деньги суешь?! Гелт из блоте, я занимаюсь музыкой!» Лозн ин а блоте (дословно «оставить в грязи») — «бросить в беде». Махн блоте («превратить в грязь») — «опровергнуть», «разнести в пух и прах» какой-либо довод или идею, что нетрудно, поскольку подразумевается, что данная мысль и сама по себе блоте. Есть поговорка арайнфорн ин а блоте — «въехать в грязь», вляпаться в неприятность. Арайнфирн ин а блоте, напротив, означает «завезти в грязь», то есть вляпать в неприятность кого-то другого.
Однако бытует мнение, что, за исключением грязи и козьих орешков, в идише нет не только «внутреннего чувства природы», что бы это выражение ни означало, но и лексики, необходимой для хоть сколько-нибудь развернутого описания природы. Так вот, это мнение — блоте. Очевидно, утверждение, что идиш — а значит, и евреи — лишен пресловутого чувства, возникло потому, что в доклассической идишской литературе мало пышных пейзажей. Трое классиков (все они дожили до второй декады двадцатого века) — Менделе Мойхер-Сфорим, Шолом-Алейхем, Ицхок-Лейбуш Перец — легко и свободно вставляли в текст и называли по именам деревья, домашних животных, иногда полевые цветы.
Действие шолом-алейхемовских рассказов о Тевье происходит в основном под открытым небом; у Менделе рассказчиком обычно выступает странствующий торговец книгами, который всегда рад поведать о местах, где побывал:
«…Речка бежит, вьется перед глазами, играет в прятки на лугу: вот она скрылась в камышах, исчезла из виду, вот снова появилась, предстала перед тобой во всей своей красе: она усыпана алмазами и золотыми блестками — это подарки любящей тетушки-солнца, что целует ее и смотрится в ее зеркальную гладь. Речка подмигивает тебе, покрывается легкой рябью, тихонько напевая, — и ты распускаешь пояс и заходишь в воду, чтоб освежиться…»{62}