Я решил познакомиться с этой женщиной и пошел в Станьково.
Первый мой разговор с Вашей мамой произошел у плетня Вашей маленькой избушки.
…Вас я увидел в тот же день. Вы вышли на крыльцо, Анна Александровна позвала Вас и сказала:
— А это моя дочь Ада.
Вы очень неприветливо почему-то посмотрели на меня и даже не улыбнулись.
Не знаю, запомнили ли Вы эту встречу. Но я с этого дня знал о Вашей жизни все, и Вы, не подозревая того, выполняли мои задания.
Ночью я и Тактасинов проводили Ивана Андреевича Дозмарева на кладбище, и там нас встретил Марат.
Вскоре Марат стал выполнять наши разведывательные задания. Под видом «снабжения» немецких постовых солдат (он продавал им яйца, молоко) Марат проникал в военный городок и добывал необходимые сведения.
Это ему удалось обнаружить никем не охраняемые наши бывшие военные склады.
Как только раненая нога Ивана Андреевича Дозмарева стала подживать, Марат показал нам эти склады. (Они были левее ворот военного городка в густом лесочке, заросшем крапивой.) Дозмарев, я и Тактасинов ночью взломали двери двух складов. Анна Александровна и Марат стояли на посту. За одну ночь мы вынесли 132 ручных гранаты «Ф-1», 250 капсюлей и 30 метров бикфордова шнура и все это переправили на нашу партизанскую базу в станьковский лес.
Марат стал связным между Дозмаревым, Анной Александровной и мною. Несколько раз он доставлял мне в ботинке очень нужные и срочные сведения.
Мне было известно; что некоторые разведывательные задания выполняли также и Вы. Вместе с Маратом Вы расклеивали сводки Совинформбюро, извещали членов станьковской группы о местах сбора и тому подобное.
Еще до ареста Вашей матери, Дозмарева и Комалова почти каждую ночь мы ходили на боевые операции, а после заходили в дом жены Ивана Привалова.
В конце ноября 1941 года к нам в партизанский лагерь пришли мужчина и женщина из деревни Добринево, они якобы искали пропавшую корову. Мы их пожалели и отпустили.
А на второй день они привели к нашему лагерю отряд немцев. Они окружили на рассвете наш лагерь, мы приняли бой, который продолжался весь день, почти до ночи. Мы уложили немало немцев, но и у нас осталось 19 человек, с которыми я и решил уйти на восток в Глусский район, Бобруйской области, где и стал командиром партизанского отряда имени Буденного. Дозмарев и Анна Александровна создали в Станькове большую группу, и все задания эта группа получала непосредственно от меня. Некоторые засады и операции они проводили самостоятельно, а иногда мы объединялись.
Я хорошо помню многих моих товарищей по этим дням партизанской борьбы. На всю жизнь запомнил Вашу мать, Вашего брата Марата и Вас, хотя Вы-то меня видели всего один раз. Правда, был еще случай ночью, когда Вы и Марат указали нам дома станьковцев, в которых хозяева прятали военное обмундирование. После этой операции весь наш отряд был целиком одет и обут. Я был в ту ночь с ребятами, но едва ли Вы могли узнать меня, да еще ночью.
…В наш отряд часто приходили Дозмарев и Ваша мать. Они принесли нам и радиоприемник на батареях. Раза два или три вместе с ними приходил и Марат. Знали Вы об этом?
Ваша мать знала все, что происходило в нашем партизанском лагере, принимала участие во многих засадах и операциях. Многое знал и Комалов. Остальные из станьковской группы знали только то, в чем сами принимали участие.
В первых числах сентября и в октябре наша партизанская группа взорвала три небольших железнодорожных моста на линии между станциями Негорелое — Минск, сожгла 4 деревянных моста на различных дорогах, убила около двухсот вражеских солдат и офицеров и даже одного генерала. Последнее совершила станьковская группа, когда находилась в засаде на Минском шоссе. После ареста Вашей матери и Дозмарева мне стало известно от связных, что на их след навел один станьковский предатель. Мы приговорили его к расстрелу, но, к сожалению, осуществить приговор не смогли. Комалов и партизаны станьковской группы пытались освободить своих товарищей, но Комалов был тут же схвачен, а остальные растерялись. Вы знаете, что Дозмарева, Анну Александровну и Комалова фашисты подвергли пытке, но они ничего им не сказали, не выдали месторасположение нашего лагеря.
Я и обрадовался, и очень огорчился, получив Ваше письмо, дорогая Ариадна Ивановна. Дело в том, что всего неделю назад я возвратился из Белоруссии, где пробыл более месяца, посетил район действий партизанского отряда имени Буденного, которым я командовал, да и в Минск заехал, где живут мои боевые друзья. Девять дней я гулял по Минску, любовался и восторгался им, и не знал совсем, что Вы тоже здесь живете…
…Письмо было длинным. Цыкунков рассказывал Ариадне Ивановне, что пишет книгу воспоминаний о войне, просил ее помощи в уточнении некоторых фамилий, фактов, названий, связанных с деятельностью белорусских партизан.
Здравствуйте, Борис Митрофанович!
Пожалуй, за все годы после окончания войны ни одно событие не взволновало меня так, как получение Вашего письма.
Если я скажу, что вот уже двадцать семь лет я разыскивала командира отряда, с которым были связаны мама, Домарев и Комалов, то Вы поймете мою радость.
Долгое время я думала почему-то, что этим командиром был Гриценевич, хотя теперь мне ясно, когда мама с Домаревым ходили в лес, Гриценевич как «портной» жил еще в Борисовщине, и я ему носила от мамы «челноки», в которых, как теперь понимаю, были какие-то записки. Позднее Гриценевич стал командиром отряда «Боевой».
…Теперь многое для меня прояснилось. И прежде всего роль Ивана Андреевича Домарева и мамы в создании подпольной организации в Станькове.
…В общем, Ваше письмо поставило все на свои места.
Я попыталась нарисовать схему-карту деревень вокруг Станькова. Посылаю Вам ее и буду рада, если она Вам поможет в деле, которое Вы задумали.
…От имени совета музея, от своего собственного и от имени бывших партизан бригады имени Рокоссовского приглашаю Вас приехать к нам в Минск. Как мы будем рады!..
Двадцать шестого декабря прошел традиционный «День Марата». Как всегда, собрались наши партизаны, пришли гости из многих общественных организаций, приехали из других городов. Все было хорошо, хотя ребята из совета музея и я очень волновались.
А тут еще затеяли мы с партизанами встречать в лесу Новый, 1971 год. Эта мысль пришла кому-то в голову у меня на квартире (после «Дня Марата» обычно все приходят ко мне).
Решили послать «квартирмейстеров» в наш партизанский лес и восстановить одну из землянок. Вспомнили, как однажды, после окружения, посылали на такое же дело из Копыльского района Михаила Бондаревича с друзьями. Вот и на этот раз решили поручить моему бывшему взводному Мише Бондаревичу, как «имеющему опыт», да еще Саше Ломко поехать в лес и подготовить все к нашему приезду.
Саша Лойко — славный парень. Он ровесник Марата, пришел в отряд четырнадцатилетним мальчишкой, храбро воевал и по характеру, мне кажется, всегда останется молодым. В отряде он был награжден медалью «За отвагу», а позже в армии получил орден Славы.
Они дружат — не разлей водой — с Мишей Бондаревичем, вот и отправились вместе в лес. К 31 декабря выяснилось, что поедет 30 человек.
Командир бригады Баранов поехал с женой и дочкой. Я забрала своих «чад» — Андрюшку и Аду.
Выехали часов в 11 утра специальным автобусом; погода не баловала: слякоть, ветер, мокрый снег.
Нытики поначалу бурчали, но «здоровое ядро» постепенно победило, стали петь наши партизанские песни и так распелись — что твой хор. Давно не пели с таким чувством гимн нашей бригады!
От проселочной дороги надо было свернуть к партизанскому лагерю. Каково же было наше удивление, когда из «заставы» выскочил Саша Лойко и потребовал пароль.
Николай Юльянович Баранов не растерялся и сказал:
— Не забудем всех погибших за Родину. Отзыв?
— Не забудем о Чулицких-братьях.
Саша Лойко верен себе и памяти двух отважных парней, которые предпочли сгореть в огне, но не сдаться врагу.
Дорога от поворота была расчищена. Мы не узнавали нашего леса. За эти десятилетия деревья повырастали, от бывших землянок остались только бугорки и ямы. Только одна землянка стояла честь по чести, как в давние годы. Из железной трубы валил дым.
Михаил Бондаревич отдал Баранову рапорт:
— Товарищ командир бригады! Землянка к встрече Нового года готова. Докладывает командир взвода Бондаревич.
— Благодарю. Вольно!
С каким чувством мы переступили порог землянки!
Стояли вкопанные столы, были устроены нары, а в бутылках, заправленных жиром и фитилями, сквозь срезы сырой картошки, горели наши партизанские «светцы».
Неподалеку от землянки был заготовлен сухой хворост для костра. Ребята добыли где-то большой котел, мне даже показалось, что он так здесь и оставался с сорок третьего года.
Погода изменилась к лучшему, а может, просто здесь, в лесу было затишье.
Мы бродили по нашему бывшему лагерю, пытались отыскать места своих землянок и, несмотря на то, что все было припорошено снегом, кое-что опознали.
Запалили большой костер.
И опять пели песни.