— Наоборот, удивительно, когда женщины всерьез чем-то занимаются.
— Это еще почему?!
— Да просто у женщин другой круг интересов.
— То есть?
— Ну, кулинария, конечно. Мама моя способна рецепты всякие часами обсуждать. Одежда, косметика…
— Та-ак, и как вы полагаете, почему это мы такие — ограниченные? — мой феминизм, исчахший от тяжкой жизни в роли главы семьи, мгновенно сделал стойку, словно хорошо дрессированный фокстерьер.
Вениамин — чувствительный товарищ — тут же почуял оплошность:
— Нет, я же не говорил этого.
— А что вы говорили?
— Понимаете, просто женщины, даже если и начинают заниматься каким-то делом, быстро бросают его.
— И почему же это так, а? Как вы полагаете? Венечка, вы часто кормите маму завтраком, обедом и ужином? Сколько раз в неделю? А убираете, полы моете — каждый день? А блузки, платья — вы маме стираете и гладите? Или она — вам?
— Да нет, я понимаю, конечно…
— Что вы понимаете? Вы представляете себе, сколько времени отнимает кухня? Е-ЖЕ-ДНЕВ-НО!!! В то время, как вы самосовершенствуетесь, мама на кухне вам борщ варит! Так не бывает, чтобы вся семья дружно жила духовной жизнью. Это — всегда за чей-то счет! И, как правило, за счет женщины. И, между прочим, это — элементарный паразитизм!
Стоп! Понесло! Попала на любимую тему. А главное — оппонента «достойного» отыскала.
— Что именно? — вскинулся Вениамин.
— Паразитизм — существовать, развиваться за счет чужого труда. Удобно мыслить, когда кто-то подает тебе завтрак и чистые носки ежедневно. Тогда и книги великие пишутся, и идеи обдумываются. Блеск! Ах, какие гениальные существа — мужчины!
— Ну и что? Всегда было распределение ролей на мужские и женские.
— Вот-вот. Мужская роль — созидать, женская — обслуживать.
— Но ведь это тоже важно — высвободить энергию для мысли путем устранения бытовых хлопот.
— Вот-вот. Высвободить энергию одному за счет пожирания жизни другого. Что-то не слышно, чтобы кто-то из мужиков посвящал свою жизнь высвобождению от забот любимой женщины. Для духовного роста и великих мыслей.
— А если их нет, этих мыслей?
— Кто сказал?!
— Много их было — великих женщин? И те — с мужским складом ума.
— Потому что: НЕ-КОГ-ДА. За бытовухой. А у тех, кто вырвались, не склад ума — мужской, а — характер. По чужим трупам — к своей цели.
— Ну, знаете ли…
— Знаю. Потому и уверена, что знаю, сколько сил тратится на обслуживание.
— Люд, кого это ты ко мне пристроила? Будь человеком, объясни толком, что это за сокровище и что мне с ним делать.
— А что? — поинтересовались в телефонной трубке после секундной паузы.
— Как — что? Кто это? Откуда ты его выкопала?
— Тебе он так не понравился? Веня вроде вежливый…
— Ты меня доведешь до ненормативной лексики! При чем здесь: понравился-не понравился? Что мне за него, замуж выходить? Я выгнать его не могу!
— Как это?
— Так. Он приходит и приходит.
— Смеешься?
— Не смеюсь! Объясни, будь добра, где ты его откопала такого? Только по-честному.
— Ну как тебе сказать? Вообще-то, я его всю жизнь знаю. Всю его жизнь. Я, как-никак, старше.
— Не поняла.
— Венечка — сын Изиды Михайловны, маминой подруги.
— Кого-кого?
— У мамы есть подруга еще со времен туманной юности. Они вместе учились в музпеде. Мама потом в школу работать пошла, а Изя умудрилась остаться на кафедре. Попреподавала там несколько лет, потом подцепила несчастного дядю Леву и родила Венечку.
— Почему — несчастного?
— Что?
— Почему «дядю Леву — несчастного»?
— Ну как тебе объяснить? Ты мою мамочку знаешь, да? Так вот, тетя Изя — это моя мама в квадрате. Или в кубе. Или — еще больше. Она шагу никому не даст ступить без своего разрешения. Самое интересное, что все вокруг верят стенаниям и жалеют ее — страдалицу, которую так покарала жизнь неизвестно за чьи грехи.
— То есть?
— Одна, на своем горбу тянет бедная женщина хилого, болезненного ребенка, который, к тому же, совершенно непослушен, ну никакого почтения к мамочке. Да таков уж, видно, крест ее. Так и умрет, не дождавшись ни сыновней любви, ни внуков…
— Ребенок, я понимаю, — Веня. А внуки при чем?
— А на ком бедному интеллигентному мальчику жениться, когда вокруг одни шлендры и проститутки?! Порядочных девочек из приличных семей вообще не осталось. Как и приличных семей. Самое интересное, что, пообщавшись с Изечкой, моя мама на меня смотрит, как Ленин на буржуазию. Тоже, мол, шлендра: вместо того чтобы приобрести приличествующую женщине профессию, порхаю все, занимаюсь невесть чем, перед людьми стыдно…