— Мам, ты чего? — что б там ни было написано на моем лице, но Вовка почуял неладное.
— Эта кикимора только что сказала мне, что детям из нашей семьи не место в этой школе.
— Че-е-го? — хором и с одинаковой интонацией протянули братики.
— Антон, признавайся, что ты ей сказал!
— Ничего.
— За ничего из школы не выгоняют!
— Да ничего я ей не говорил, правда.
— Давай по порядку.
— А что — «по порядку»? Была перемена. Мы все кричали, не я один. А потом она вошла. А чего она на меня взъелась, я так и не понял.
— Ты что, выражался матом? Она сказала, что ты ее оскорбил.
— Мама, ты что?! — От возмущения Тошка даже расстраиваться перестал.
— А что, растешь, малявка! — тут же среагировал старший братец.
— Так что там случилось-то?
— Здравствуйте, Жанна Валерьевна, как хорошо, что вы зашли в школу, я хотела побеседовать с вами, — к нам подрулила сквозь бурлящий поток малышни Вовкина учительница математики. Поскольку предмет был рассчитан не на методическую зубрежку, а на озарение свыше типа: «Эврика! Решил!», то он числился в немногих любимчиках, и я надеялась, что здесь у нас проблем нет. Неужели?
— Что? И Вовка что-то натворил?
— Нет, к Володе у меня нет претензий. За исключением того, что он ленится и домашние задания выполняет на перемене. Но голова у мальчика — светлая. Светлая голова.
Наш «светлоголовый» разве что не замурлыкал, словно кот, которого почесали за ушком.
— Вот если бы он еще и занимался, как Лерочка, — я же помню, как твоя сестра училась! — Цены бы мальчику не было!
— Виктория Александровна! Вы что, хотите, чтоб я был таким, как Лерка! — праведно возмутился Вовка. — Она ж — зубрилка!
— А у тебя и не получится, — успокоила его математичка. — Но я с вами хотела поговорить не об этом. Я не первый год работаю с Вашими детьми. Я и Лерочку учила, и Володю. У меня были замены в Ксюшином классе. Я хорошо знаю вашу семью. Поэтому я была очень удивлена, когда вчера в учительской услышала возмущение по адресу Вашего младшего ребенка. Наша новая коллега достаточно специфична, вы понимаете, что я имею в виду? Но тем не менее… Что ты там наговорил? — и Виктория Александровна потрепала Тошкину макушку.
— Да ничего я ей не говорил! Я вообще не видел, что она вошла! А она орать начала сразу!
— Учитель не орет. Учитель делает замечания, — мудро заметила математичка.
— Виктория Александровна, Бога ради, расскажите, в чем дело. Ну, как вы это поняли. Какие к Антону претензии. А то я ничего понять не могу, — взмолилась я.
— Я могу только сказать, что вчера после четвертого урока в учительскую ворвалась Элеонора Павловна — это новый классный руководитель 2-го «Б» — очень рассерженная и сказала, что она, как женщина, уделяющая себе внимание, изменила имидж (надо сказать, что у нее довольно странное чувство вкуса. Я ее не понимаю). Так вот, стоило ей войти в класс, как ваш сын во всеуслышание оскорбил ее и как учителя, и как женщину. Что ты ей сказал?
— Да ничего, — Тошка уже чуть не плакал.
— А что ты вообще говорил? Вопили вы там что? — уточнил Вовка.
— Откуда я знаю? Димка спросил, какие мы конфеты ели. Я ответил. А она орать стала.
— А что за конфеты-то?
— «Йо-ма-йо». Классные. Как «Сникерс».
— Ну, вот все и понятно, — вздохнула Виктория Александровна.
— Че понятно? А я ничего не понял, — забеспокоился Вовка, — мне объясните-то.
— Вон она, ваша Элеонора Павловна, — математичка кивнула на появившуюся в конце коридора красно-зеленую жар-птицу.
— Ох, е-мое! — выдохнул Вовка.
То-то и оно.
Общеизвестно, что со стрессами, да и вообще — с плохим настроением, лучше всего справляться с помощью чего-нибудь вкусненького. Или хотя бы вообще — съедобного.
Я считаю, что именно поэтому моя фигура отличается от идеальной как минимум на пару десятков килограммов. Слишком много стрессов. Целостность нервной системы находится в прямой зависимости от объема талии. Когда-то меня это сильно расстраивало. А теперь плевать. Главное — сохранить присутствие духа. Все остальное — суть явления второстепенные.
Вот только осточертело таскать с базара сумки с продуктами.
Хорошо, конечно, после работы пробежаться с тележкой по престижному супермаркету, бросая в нее ярко упакованные пакетики. Но процентов девяносто женщин проходят спокойно мимо гостеприимно распахнутых дверей, а в выходные с утра берут в обе руки сумки пообъемнее и отправляются на рынок, а потом волокут их, набитые доверху, домой, еле передвигая ноги от тяжести.