— О Господи! — сказала Тереска и в шоке умолкла.
Шпулька села спиной к парте, лицом к Кристине, в отчаянии ероша волосы.
— Видишь, каково мне с ней приходится? Ведь от нее рехнуться можно! Скажи хотя бы, о чем ты думала?! — рявкнула она вдруг на Тереску. — О чем таком, Бога ради, можно думать, чтобы согласиться выпросить у людей и притащить десять тонн древесины? Что такого эта Кристина сделала?!
— Ну как это, она же обручилась! — оживилась Тереска. — Ты мне сама сказала. Кристина, это правда?
Кристина подтвердила.
— И что? Ты собираешься за него выйти замуж? А вообще, зачем тебе это? Ты всерьез обручилась? Официально? А что родители?
— На кой леший я сказала ей про это перед чертовой математикой?! — стонала Шпулька. — Надо было подождать…
— Родители ничего, согласны, — спокойно ответила Кристина. — Им это даже нравится. Они его с детства знают. Замуж за него выйти я собираюсь, но не знаю, получится из этого что-нибудь или нет.
— Как это? Раз ты обручилась с ним, раз ты его выбрала, раз он тебя выбрал, раз семья согласна, раз никаких препятствий нет?..
— Но ведь я же не завтра замуж выхожу, верно? Самое раннее — после выпускных экзаменов. Откуда мне знать, что до тех пор может случиться?
— Так какого черта ты обручалась?
— А чтобы родители отвязались. Они такие старомодные…
Тереска сидела, уставясь на прелестное личико, на котором отражалась только равнодушная покорность судьбе. Она остолбенела. Жених… Какая глупость, кто сейчас мучается с помолвками… И вообще, что с таким женихом делать? Эта Кристина какая-то действительно не такая… И одновременно Кристина вдруг показалась ей страшно опытной и взрослой. Каким-то непонятным образом она несла тяготы взрослой жизни и ответственность за нее, хотя и была только на год старше Терески. В семнадцать лет уже конкретные матримониальные планы, стабильные, утвержденные, а она при этом по-взрослому предвидела, что по-всякому бывает, неизвестно, как сложится…
Шпулька перестала причитать над десятью тоннами древесины и тоже уставилась на Кристину.
— Ты преувеличиваешь, — сказала она неуверенно. — Ведь он тебя любит? Ты же ему нужна?
— Боюсь, что я влюблена больше, — призналась со вздохом Кристина. — Но он, конечно, тоже. Только у него это может пройти.
— А у тебя нет?
— У меня нет. Никогда в жизни я ни в кого не была влюблена. Он единственный такой на свете. Он вообще чудесный, совершенно исключительный…
В глазах у нее появилось что-то вроде внутреннего сияния, и Тереска почувствовала в душе укол зависти. Вот, пожалуйста, она свидетельница расцвета великой взаимной любви, а все, что ей остается — смотреть на них со стороны. А сама? Она тоже хотела бы, чтобы ОН был чудесный, исключительный и был бы в нее влюблен…
Ей в голову пришел Богусь, но уколы зависти стали только больнее. Богусь, разумеется, был и чудесным, и исключительным, но вопроса о его влюбленности лучше было не поднимать. Что за такая невезуха! Ведь она могла бы так же, как Кристина, чувствовать себя на седьмом небе от счастья, а вместо этого должна снова в напряжении ждать, изнывая от неуверенности. Может быть, старомодность просто необходима для того, чтобы чувствовать себя такой вот счастливой? Богусь в качестве жениха…
А-а-а, в каком бы то ни было качестве, главное, что он вообще есть, что ей есть чего ждать и есть для кого становиться красивее. Ну как она вообще могла прожить шестнадцать лет без Богуся?
* * *
— Выбей из головы всякую беззаботность, — рассерженно говорила Шпулька, когда они вместе возвращались из школы. — Эти чертовы деревья высаживают, если я не ошибаюсь, весной. Это означает, что собрать их надо заранее. То есть начинать нам придется сейчас. То есть мы теперь влипли на весь год, то есть беги и ищи охотников дарить саженцы. И я тебе сразу скажу, что разговаривать с людьми будешь ты, потому что я не умею.
Тот факт, что они дошли до трамвайной остановки, как-то ускользнул от их внимания, и теперь подруги шли пешком до следующей. С Кристиной они расстались сразу при выходе, потому что ее поджидало существо из книжек: жених.
— Вот мой парень, — сказала она, заметив его издалека. — Он все еще меня любит. Пока!
В ее голосе из-под насмешливого равнодушия пробивалось теплое умиление. Тереску это снова взволновало. Ни ее, ни Шпульку так никто никогда не ждал. Она пыталась понять, как на это реагирует ее лучшая подруга, но Шпульке было не до нежных чувств. Саженцы заняли ее ум основательно, ни на что другое места не осталось.