Очередной этап пройден. Следующий - заправка, впервые в истории космонавтики. Я помню, какой сенсацией стала первая заправка самолета топливом во время полета. А сейчас будет заправляться космическая станция. И не одним топливным компонентом, а двумя: горючим и окислителем. Процесс сложный и продолжительный. К нам в Центр управления на смену специалистам по сближению пришли создатели системы заправки. Теперь их очередь волноваться. Герметично ли состыковались топливные разъемы? Сработает ли вся автоматика? Удастся ли очистить от компонентов топлива заправочные магистрали, чтобы избежать загорания или повреждения конструкции? Конечно, все это сотни раз проверялось на стендах. Но там были исследования, а здесь - реальная работа, от которой зависела судьба всего полета. Программу составили так, чтобы после каждой операции имелось время для анализа. Операций было много. Поочередно готовили баки станции к приему топлива; закрывая и открывая многочисленные клапаны, отключали эти баки от двигателей и соединяли их с соответствующими баками «Прогресса». Потом передавливали топливо из «Прогресса» и снова перекрывали магистрали между грузовым кораблем и станцией. После перелива топлива прочищали газом заправочные магистрали, соединяли баки станции с двигателями и приводили в рабочее состояние систему подачи топлива из баков к двигателям. Все эти операции выполняли сначала с одним компонентом, потом с другим. Центр управления работал вместе с космонавтами. Ни мы, ни космонавты заранее точно не знали, как должны были меняться параметры, поскольку количество остатков топлива в баках станции было известно лишь приблизительно. Приборов для точного измерения запасов топлива в условиях невесомости в то время не было и, насколько я знаю, не существует и сейчас. Поэтому после каждой операции мы строили графики, проводили расчеты и на их основе делали выводы. Работа длилась несколько дней. Ее «дирижерами» были специалисты по системе заправки. Они сумели выбрать безошибочную последовательность операций и провести заправку без каких-либо осложнений. Был завершен еще один принципиально важный этап.
Космонавты перенесли из «Прогресса» в станцию посланную им с Земли аппаратуру, почту, подарки и следующий месяц занимались экспериментами. Это был месяц относительно спокойной работы. Дни стали похожи один на другой и отличались лишь содержанием экспериментов.
С полетом станции «Салют-6» в Центре управления началась совершенно новая жизнь. Программа полета была рассчитана на несколько лет, на смену ей готовилась следующая программа, не менее продолжительная. В цехах уже собиралась новая станция. Было очевидно, что управление полетами теперь будет осуществляться непрерывно и для этого нужна профессиональная служба. Больше невозможно было чередовать управление с проектной, конструкторской или какой-нибудь другой работой на предприятии. Многим из нас предстояло сделать нелегкий выбор. Наш коллектив стал первым, который сделал управление космическими полетами своей профессией.
Перед началом полета мы попытались найти такую организационную схему работы, при которой можно было бы без потерь передавать информацию о полете от одной смены к другой и при этом соблюдать для всех нормальный режим труда. На первых порах мы надеялись воспользоваться уже имеющимся опытом существующих непрерывных производств, медицинских учреждений, военных подразделений, но из этого ничего не получилось. Нигде не надо было держать в памяти операторов такой огромный объем информации.
Внешне работа тех, кто управляет космическими полетами, больше всего похожа на работу авиационных диспетчеров. И те и другие непрерывно следят за летательными аппаратами, постоянно ведут переговоры с экипажами. Но это сходство только внешнее. Содержание работы у авиационных и космических служб абсолютно разное. Авиационные диспетчеры следят, в основном, за траекториями полетов самолетов; они не контролируют работу бортовой аппаратуры и не участвуют в ее управлении. А у космической службы, наоборот, контролю и управлению бортовой аппаратурой уделяется основное внимание. И именно эти функции являются наиболее сложными и ответственными. Количество приборов, за работой которых приходится следить, исчисляется сотнями; количество параметров, характеризующих поведение этих приборов. - тысячами. Приборы постоянно взаимодействуют между собой, информация об их состоянии непрерывно меняется. Чтобы в этом насыщенном потоке переменной информации уметь безошибочно отличать нормальную работу приборов от ненормальной, нужна совершенно особая квалификация. И есть еще одно принципиальное отличие. Авиационные полеты сравнительно быстротечны. Диспетчер работает с каждым самолетом относительно недолго. Закончился полет, и информация о нем может быть забыта. А космические полеты в то время становились уже многолетними. Для грамотного управления ими надо было знать многое из того, что происходило на борту в течение всего времени полета с момента старта. Конечно, человеку помнить все невозможно, детальная информация записывается в память вычислительных комплексов. Но специалисты должны знать о том, какие особенности были выявлены в системах и какие в них возникали аномалии. Такая информация должна была очень аккуратно передаваться от одной смены управленцев к другой. Поэтому процедура передачи смен у космических служб оказывалась значительно сложнее, чем у авиационных.
В общем, ничего похожего на нашу работу мы нигде не нашли, и пришлось при организации управления руководствоваться только собственной логикой. Конечно, нам хотелось бы работать, как все нормальные люди, - только днем, по восемь часов, а ночью спать. Но это было нереально. Полет на ночь не прерывался. Активная работа на станции продолжалась значительно дольше, чем восемь часов в сутки, а передавать смену, когда на борту включено много аппаратуры и поступающая информация быстро меняется, мы не решились. Поэтому договорились работать сутками с передачей смены под утро, пока у космонавтов еще не наступил рабочий день.
Режим тяжелый - двадцать четыре часа на рабочем месте и еще около двух часов на передачу смен. И при такой нагрузке нельзя ошибаться. Оставалось надеяться, что опыт и постоянное чувство ответственности помогут преодолевать усталость. Квалификация людей особого беспокойства не вызывала. Все основные специалисты уже неоднократно участвовали в управлении полетами и хорошо знали свое дело. Поэтому днем, пока еще не накатывалась усталость, а на станции шла самая активная работа, можно было чувствовать себя уверенно. Я почему-то больше опасался ночей. К этому времени активность на станции падала, космонавты укладывались спать, а за плечами каждого нашего специалиста был тяжелый и длинный рабочий день. Ночью параметры менялись медленно, и это притупляло чувство настороженности.
Иногда я приезжал в Центр управления ночью без предупреждения и видел, что между сеансами связи люди за пультами спят. Даже популярная эстрадная музыка, которую включали во время пауз, и постоянно работающие буфеты не прибавляли им бодрости. С одной стороны, меня это радовало. Я по своему опыту знал, что даже короткий отдых существенно восстанавливает силы и способность думать. А с другой стороны, я побаивался, что такая спокойная обстановка, когда поступающая информация меняется очень медленно, может притупить внимание. Человек устроен своеобразно. Он склонен ошибаться там, где для него все слишком просто.