– Да?! – сразу заинтересовался боголюбивый Винитарий. – Любопытно, любопытно в высшей степени. Если твой грек может оценить труды Вульфилы и в странствиях рассказать о них народам Ойкумены, то… Чего же мы ждем?
По приказу Винитария дежурный офицер распахнул тяжелые двери большой залы, впустив внутрь Эллия Аттика с Цербером на коротком толстом поводке. Грозный пес рычал и скалил клыки.
Ульрика всплеснула ладонями.
– Господи, – тихо промолвил ее брат Винитарий. – Вот уж не думал, что сестра повадится меч носить да с собаками баловаться!
Трибун тем временем, перехватив поводок и с трудом сдерживая разволновавшегося пса, незаметно кивнул Аттику в сторону Наместника: «Твой черед. Прояви себя».
– Я слышал, великолепный Винитарий, что первые три строки каждой главы Codex Argenteus выписаны золотом, все остальное – серебром, – всем своим видом выражая неподдельное любопытство, произнес Эллий Аттик на классическом греческом языке, деликатно прикрывая рот ладошкой. – Вот бы увидеть это восьмое чудо света!
– Да-да, это воистину так, лично во всем убедишься. – Наместник с удовольствием знающего перешел с латыни на греческий и увлек Аттика в личную часовню.
Тем временем Ульрика, без боязни склонившись над не на шутку разбушевавшемся Цербером, принялась расспрашивать трибуна о происхождении молосского дога. Речь ее была правильной, выдавая светское воспитание. Голос – грудной и мелодичный, как у взрослой женщины.
Пес лаял так громко, что Константин Германик не мог сообразить, как лучше ответить сестре Наместника, и говорил невпопад:
– Тесть подарил, доставил на корабль прямо перед отплытием. Тесть – богач, ценитель искусства. У него лучшая в Византии (как он по-старому называет наш Константинополь) коллекция скульптур и лошадок. Собаку, по его словам, купил у египетских купцов, руководствуясь советом опытного укротителя из Большого ипподрома.
Цербер наконец перестал лаять и улегся на мраморный пол, жалобно глядя на Ульрику.
– Собачка, наверное, есть хочет? – сразу расчувствовалась та. Подняла голову, взглянула на Константина из-под налобника.
Трибуну показалось, или она действительно так юна? Девчонка просто, лет четырнадцать-пятнадцать, не более. Только глаза выдавали принадлежность ее к легендарным Амалам. Серые, пронзительные, как у брата.
Римский офицер не был знатоком женской природы, поэтому отреагировал в привычной для себя манере:
– Сожрать он тебя хочет. Просто достать не может, – рубанул, как мечом махнул. Сразу же опомнился, пытаясь сгладить очевидную даже для него бестактность. – Мой слуга кормил дога тем, что было на корабле. В основном курятиной да ячменным хлебом. Только сегодня вечером пес дареной свининой полакомился. Спасибо вашему офицеру. Атаульф, так, кажется, его зовут.
– Атаульф?! – Голова Ульрики вскинулась, как от удара в затылок.
Германик окончательно растерялся:
– А что, нельзя было? Я имею в виду: не положено офицеру таможни такими вещами заниматься? Собак чужих кормить?
Девушка закусила губу и, резко развернувшись, пошла прочь. Приставленный к трибуну готский офицер поспешил за ней.
Константин Германик, изумленно наблюдавший за резкой сменой настроения готской амазонки, вдруг осознал, что остался один посреди большой залы. Что ему дальше делать: стоять здесь или прервать беседу Винитария с Эллием Аттиком, наведавшись в небольшую часовню («А собаку тогда куда девать?!»), он решительно не представлял.
К счастью, готский офицер скоро вернулся.
– Госпожа велела отвести тебя в обеденную комнату, – раздельно произнес он фразу на латыни, языке явно чужом для него. – Будешь кушать. Собаку твою тоже велено покормить.
Потом с сомнением посмотрел на громадного Цербера, который с готовностью вскочил, услышав знакомые слова о предстоящей жратве, и добавил, уже явно от себя:
– Наверное, будет лучше, если ты пса сам накормишь. Бери его с собой.
Глава Х
Принцесса Ульрика
Обеденная комната уступала по размерам тронному залу, но все так же более напоминала воинскую палатку, чем дворцовые апартаменты. Оружие на стенах, статуя героя «Илиады» Ахилла. Только вместо трибуны с громоздким троном в центре стоял длинный и невысокий стол с яствами. Порядком проголодавшийся Константин Германик увидел и унюхал нежное мясо ягненка, зажаренное вымя, много разной рыбы. Из беспорядочно расставленных глиняных горшков поднимался умопомрачительный запах свинины, сдобренной фригийской капустой.
Цербер рванул поводок так, что хозяину стоило немалых усилий его удержать.