- Так, а я с ней знакома.
- Каким образом? Она мне ничего не говорила об этом.
- Мы шли как-то вместе: она из магазина, а я из школы. Шли и всё время разговаривали.
- О чём, если не секрет?
- Она расспрашивала меня о моей прежней жизни, в той семье, где я родилась. И я рассказывала всё, что помнила.
- Так вот почему Анна Сергеевна так быстро согласилась на эту авантюру, чтобы тебе помочь. Она, оказывается, тебя сама лично знает.
- Мне она очень понравилась. Сразу видно, что образованная женщина и говорит всё правильно, и вопросы интересные задаёт.
- Видишь ли, Оленька, по уровню образования у нас с ней имеется некоторая разница. Но мы живём вместе и так уж получилось, что установился такой порядок, при котором мы постоянно обмениваемся информацией, все неизвестные слова и понятия тут же стараемся посмотреть в словаре и узнать точное их значение, а потом обменяться новыми сведениями. В этом у нас даже некая конкуренция - кто вперёд что узнает. Если ты с нами поживёшь года три до института, то ты сама как бы получишь дополнительное образование от общения с нами. Вот я расскажу такой случай из нашей жизни. Мне припомнилось, что, когда в детстве моя мама на меня сердилась за что-нибудь, она часто говорила: "Сейчас получишь по бергамотинке". И я однажды употребил это выражение по отношению к сыну. Мы, помнится мне, конечно, посмеялись над таким выражением, а Анна Сергеевна не поленилась и посмотрела в словаре Брокгауза и Эфрона, что означает это слово. Оказалось, что "бергамот" - вид груши, довольно мелкой и плоской, а не круглой, как классические груши.
- Груши? - удивилась тоже Оля.
- Да. И я всё думал, почему название этой фруктины стало употребляться, как иносказательное? И, в конце концов, решил, что маленькое детское личико просто сравнили с уменьшенной грушей и назвали его ещё уменьшительной формой: не бергамот, а бергамотинка.
Оленька с интересом всё слушала и было видно, что всё это оседает в её милой симпатичной головке. Острота восприятия всего нового и интересного в ней была развита чрезвычайно. И это только убеждало Николая Васильевича, что он не ошибся в ней. Что всё, чему он собирался её научить, не нужно будет ей вдалбливать, как другим. Она всё схватывает сразу и сама успевает додумать все тонкости и детали объясняемого.
Тем временем они незаметно добрались до той тропы, у которой их пути расходились. Они попрощались и пошли, каждый своим путём. Оглянувшись, Николай Васильевич увидел, вдруг, что Оля помахала ему рукой. Это случилось впервые, что он принял за признак появления в душе этой девочки особого расположения и к самому Николаю Васильевичу, и к его добровольной миссии, и к предложению, которое давало некоторый просвет в её нелёгкой судьбе.
Уже стало традицией, что дома Николай Васильевич давал подробнейший отчёт об очередной прогулке с Олей. Так уж сложилось, что своих внуков у них не было, а потребность трансформировать в кого-то свои накопленные знания и умения жила и постоянно о себе напоминала. Казалось бы, живут два пожилых человека, достаточно обеспечено и какое им дело до чьих-то там детей. А им есть это дело, так как они люди, так как они воспитаны старым советским временем, которое учило не индивидуализму, а коллективизму. С малых лет люди уже знали, что индивидуализм главный признак буржуазной идеологии, а коллективизм - коммунистической. Сочувствие, сопереживание и, наконец, активное участие в судьбе других людей - были нормой всех нормальных людей. Исключения, конечно, были, и их было немало, но тон в общественной жизни задавали коллективисты.
Теперь всё изменилось в обратную сторону. Индивидуализм стал просто душить малейшее проявление коллективизма. Собственные материальные интересы супругов Кондратенко затмили им судьбы детей, за воспитание которых они и получают деньги. Но какое воспитание без души и сердца - никакого. И получается, что дети сами по себе, опекуны сами по себе. Они решают свои задачи, отстроились, обустроились, а дети, при этом, только как работники. Растут они себе и развиваются сами, как деревья в лесу - где свободное место, туда и ветка тянется. Вот и получается, что у одного ветки туда все направлены, у другого совсем наоборот, а у третьего все ветки в разные стороны.
Анна Сергеевна тоже всё это понимала. Понимала она так же, что девочка, за которую они переживают, нуждается в конкретной помощи, в конкретных решительных шагах. И тут было несколько причин. Оленька уже была в том возрасте, когда начинает формироваться в окончательном виде личностная основа индивидуума. За следующие три-четыре года из неё могут сделать человека с большой буквы, стремящегося к благородным целям, а могут сделать обыкновенную деревенскую девку, ленивую и малообразованную. И всё это будет зависеть от того, с кем и как она будет общаться, кто будет закладывать в её душе духовное начало, которое впоследствии и ведёт человека по жизни.
Она сама, в своё время, могла выбрать совсем другую судьбу для себя, если бы не счастливый случай, который свёл её с Николаем Васильевичем. Он оказался очень интересен для неё. Обладая изобретательной творческой натурой, он всю их жизнь так организовал, что искусство занимало в ней значительное место. Музыка, театр, живопись, ландшафтная архитектура, - всё, что может дать такой прекрасный город, как Ленинград, - было ими впитано в себя в полной мере. И даже сейчас, когда они жили в большом отдалении от этого всего, всё приобретённое ранее осталось с ними.
Они прекрасно знали всех выдающихся артистов своего времени, отлично понимали их роли, которые невольно становились частицей их самих, - всё это делало их жизнь здесь такой же наполненной, как и там, в далёком Ленинграде. Местные соседи только недоумевали. Кое-кто из них даже крутил пальцем возле виска, когда речь заходила об Николае Васильевиче и Анне Сергеевне, мол дураки - променяли такой город на нашу глушь. Но они только смеялись над этим. Всё прожитое было с ними. Всё, что накопили их души, было с ними и ставило их невольно на совершенно иную ступень самосознания и осознания собственного достоинства.