- Да.
- Вот..., всё дело только в том, сколько этот партнёр выдержит эту муку: день, неделю или месяц, - а потом они снова соединятся.
- А как же обиды?
- В том-то и дело, что природа их заставит простить всё друг другу - такова сила любви духовной, основанной на единой ноосферной частоте.
- И вы знаете такие примеры в жизни?
- Оленька, я бы мог тебе сейчас привести любые, известные мне примеры из статистики, но я не буду брать примеры далёкие, а возьму нас с Анной Сергеевной.
- Вас?! - удивилась Оля, - Вы ссорились?
- Не только ссорились, а разводились - официально.
- Не может того быть.
- Было.
- И что?
- А ничего. Через месяц снова сошлись и, после этого, уже реже стали ссориться.
- Удивительно! Я думала, что такие люди, как вы с Анной Сергеевной, вообще никогда не ссорятся.
- Да это же была бы скукотища, дорогуша, а это не верно, по всем законам природы. Ведь жизнь - это борьба. Главный закон природы так и называется "Закон единства и борьбы противоположностей". Мужчина и женщина в семье и есть эти две противоположности. Борьба происходит при разрешении каких-то противоречий внутри семьи. И тут есть два варианта: либо, не уступая друг другу, просто разойтись; либо найти разумное решение и продолжить свою совместную жизнь, оказавшись на более высокой ступени развития. Запомни, каждое разрешённое противоречие в семье - это ступень вверх в вашем развитии. И любовь помогает людям развиваться, а её отсутствие делает людей эгоистами, нетерпимыми к другим людям. Вот твоя мачеха возненавидела тебя и ей, "хоть кол на голове теши", а она будет утверждать своё, что ты её не слушаешься и делаешь всё назло.
Оля посмотрела на Николая Васильевича с пониманием и перевела взгляд на поля. Они оба остановились не сговариваясь и смотрели на открывшийся простор, где и дышалось лучше и душа стремилась в самую светлую даль. Та далёкая пока даль всё больше волновала Олю и всё настойчивее звала к себе. В ней теперь были все мечты этой девочки, которая словно проснулась после долгого и изнурительного сна.
Спускались с сопки они молча, а, спустившись, Николай Васильевич спросил.
- Скажи, Оленька, я хоть немного тебя убедил в том, что торопиться с любовью не следует?
- Думаю, что да.
- А сможешь сама кого-нибудь убедить?
- Сама?
- Да.
- Так, как вы - скорее всего, нет.
- Это совсем и не нужно. Ты должна научиться убеждать так, как можешь это делать ты. Мы ведь сейчас должны сражаться за людей, друг за друга. Нельзя допустить, чтобы буржуазная идеология превращала людей в скотов, живущих только инстинктами, а разумная составляющая у таких людей где-то на десятом месте.
- Я понимаю, - ответила Оля.
- Вот и чудесно!
Оля шла к дому и, чем ближе к нему подходила, тем медленнее двигались её ноги. В этом угрюмом строении всё было не так, совсем не так, как у Николая Васильевича и Анны Сергеевны. Вот она поговорила с Николаем Васильевичем, и всё в ней уже было устремлено в будущее своё. Но, стоит ей переступить порог своего дома, как сразу на неё навалится всей тяжестью тоска и уныние. С ней никто не разговаривает, как со взрослой - вот так, как Николай Васильевич или Анна Сергеевна. Ей это не просто нравилось, а в ней уже просыпалась потребность в таких разговорах. После них становится ясно, почему ей нужно учиться. После этих разговоров появляется цель в жизни и перспектива, которая манит к себе, а так же даёт силы терпеть все неприятности, так как есть ради чего - ради будущего, которое теперь во многом зависит от неё самой.
Теперь всё чаще она стала задумываться над тем, почему её опекуны никогда не поговорят с ней о том же? Ведь, после такого разговора, она ещё лучше бы мыла ту же посуду или пол, протирала пыль или ещё что-то делала. Сейчас, попросили бы её что-то сделать Николай Васильевич или Анна Сергеевна, так она для них сделала б всё невозможное. А тут, с грустью думала она, совсем ничего не хочется делать, так как умом она уже понимала, что в этой семье их труд эксплуатируется самым бесстыдным образом. Даже в бане все моются по субботам, а тут только в воскресенье. И всё почему, потому что тут и баню топят они - дети, и моют, и убирают её, а в субботу они учатся и просто не могут успеть всё это сделать. Их опекуны живут, как барин с барыней - только указания дают: что и как сделать, куда положить, откуда взять, куда отнести, как выгладить, куда повесить и т.д., и т.д.
Только в бане Оля оказывалась на короткое время в совершенно расслабляющей обстановке. Она ходила мыться после всех и ходила одна. За это она была благодарна судьбе. Ещё только войдя в предбанник, на неё начинал действовать расслабляюще специфический запах парного воздуха. Она закрывала дверь на крючок и с этого мгновения чувствовала себя, как в Раю.
В мгновение ока она выскальзывала из своей одежды и оказывалась наедине со своей наготой, которую стала ощущать всё острее и острее. В это время в ней зарождались какие-то новые, ещё неведомые ранее ощущения. Она проводила рукой по своему телу, и от этого прикосновения всё замирало внутри. Потом она осматривала себя и видела, что её девичьи груди были совсем маленькими, да и вся фигурка ещё довольно угловатая - не такая гибкая, как у девушек в кино. И Оля спокойно констатировала про себя, что всему своё время, как говорила Анна Сергеевна, и что это время у неё ещё впереди.
Но тут же она вспомнила, как Анна Сергеевна показывала ей упражнения для ступни, чтобы развивать в ней высокий подъём, придающий женской ступне особый шарм. У самой Анны Сергеевны ступня была удивительной формы, как у бывшей гимнастки, и даже сейчас, когда она была уже в старческом возрасте, красота её женской ножки оставалась и невольно приковывала к себе взгляд. Оля встала на цыпочки, прошла несколько шагов по половице, потом опустилась и посмотрела на свою ступню. Пока в ней не было той подъёмной выраженности, как у Анны Сергеевны, но Оля уже использовала каждую удобную минутку, чтобы вставать на цыпочки и даже ходить на них.