Выбрать главу

   - Ну что ж, будем считать, что мне только показалось, - с улыбкой произнесла, несколько загадочно, Анна Сергеевна.

   Николай Васильевич хотел уточнить, что, именно, ей показалось, но быстро понял, что этот разговор может длиться до бесконечности, если начать что-либо выяснять в женском коллективе. И он молча сел за стол.

   Уже потом, Анна Сергеевна высказала ему свои подозрения по поводу поведения Оли. Она была уверена, что у Оли появился в школе мальчик и теперь не знала, что делать.

   - А что, собственно, делать? - спросил Николай Сергеевич.

   - Ну, как что?.. А Серёжа? Она же, вроде бы, обнадёжила его и он так серьёзно ко всему относится?

   - Это так, конечно, но сама посуди, ведь, то всё планы и предположения. А тут вторглась сама жизнь - неужели мы будем лишать Олю естественного выбора, того, что выберет её сердце.... Тьфу, ты, снова я про сердце?.. Конечно же её душа, она выбирает. И не нам в этот процесс вмешиваться. Ты же не хочешь в её лице заиметь врага?

   - Нет, конечно. Но как же быть с Серёжей?

   - Я думаю - никак. Во-первых, ещё ничего не ясно. Во-вторых, я надеюсь, что они сами во всём разберутся. Серёжа взрослый человек и весьма неглупый, так что будем надеяться, что обойдётся без убийства и суицида.

   Снова, через два дня Саша поджидал Олю и, поздоровавшись, они пошли рядом, как старые знакомые. На эту прогулку, так уж получилось, Пришлось Оле рассказывать о себе. Ей очень этого не хотелось, но данное слово решила сдержать, надеясь заранее, что ей придётся рассказывать не всё.

   Она заранее продумала то, что стоит ей рассказывать, а что нет, но почему-то так получилось, что всё наболевшее хлынуло из неё само собой. Хотя начала она осторожно:

   - Насколько я поняла вас, Саша, вы из благополучной семьи, а мне похвастаться нечем, так как моя семья не была таковой. Моих родителей довольно рано лишили родительских прав, а нас с братом отправили в детский интернат. Мне тогда было пять лет, а Даньке три.

   - И вы совсем не помните своих родителей?

   - Я бы так не сказала, так как кое-что в моей памяти осталось на всю жизнь.

   - Что-нибудь неприятное?

   - Да уж, весьма неприятное. Вот вы, Саша, рассказывали, как, после бесед с вашими руководителями эксперимента, стали более тщательно присматриваться к родителям, чтобы в вас проснулись добрые чувства к их образу в вашем сознании. Я слушала и представляла, на сколько мне было бы трудно это сделать. Я, как сейчас помню, испитые, распухшие лица и матери, и отца. Кроме этого, они ещё были и злыми, когда им кто-то мешал распить раздобытую где-нибудь бутылку. В таких случаях они нас запирали в кладовку и мы сидели там до утра, тесно прижавшись друг к другу, чтобы было теплее.

   Оля замолчала, и они шли молча. Саша даже не мог ничего выговорить. Потом Оля стала продолжать:

   - В интернате мы пробыли два года, почти. Потом появились желающие нас взять к себе. И мы попали в другую семью, которая, правда, была непьющей, но там тоже стали появляться свои сложности. Особенно у меня.

   - Почему, именно, у вас? Вы такая спокойная, умная, выдержанная....

   - Опекунша меня невзлюбила, а я же всё время была с ней..., мальчишки с опекуном, а я с ней. Вот она и издевалась надо мной, как только могла.

   И Оля с подробностями рассказала Саше всё о своих распрях с мачехой. Саша был взволнован не на шутку и в конце её рассказа даже воскликнул:

   - Я бы просто убежал от них.

   - Оля посмотрела на него с большой долей понимания и ответила:

   - А я так и сделала.

   - И что?

   - И ничего - мы уже пришли. Продолжение истории в следующий раз.

   Молодые люди были так увлечены своим разговором, что даже не заметили, что в некотором отдалении от них сзади шла Анна Сергеевна. Она шла тихо и размышляла про себя, что сейчас ей открываться нет никакой необходимости. В конце концов, Николай Васильевич прав, заявив, что Оля самостоятельный человек и наша задача не препятствовать ей в чём-то, особенно в увлечениях, а просто помогать разобраться с трудностями, если такие будут.

   Когда молодые люди были уже возле дома, Анна Сергеевна была от них более, чем в ста метрах. Так что, Оля даже не обратила на её внимание. А молодой человек, встретившийся, в последствии, Анне Сергеевне, произвёл на неё весьма благоприятное впечатление. Саша, в действительности, был очень приятным юношей. Но больше всего ей понравилось его лицо и выражение глаз, которое бывает только у добрых людей от рождения.

   Всем этим она поделилась, придя домой, с Николаем Васильевичем, пока накрывала на стол.

   - Что ж поделаешь, если жизнь сама всё расставляет по своим местам.

   В это время сверху, из своей комнаты спустилась Оля и, будучи в хорошем настроении, внесла в их старческую компанию некоторое оживление. В столовой. Где они обедали, сразу стало веселей, словно включили музыку.

   - Оленька, ты так сияешь, словно пятёрку получила? - спросил шутя Николай Васильевич.

   - Так и есть, но какую..., по химии.

   - Тебе она трудно даётся? - уточнил Николай Васильевич.

   - Да, как вам сказать, не очень я понимаю, что такое валентность?.. Так как учителя объясняют, вроде бы всё понятно, но, как это физически происходит - это мне не понятно.

   - Ничего, - успокоила, вдруг, её, Анна Сергеевна, - Николай Васильевич тебе расскажет про модель атома Резерфорда, так ты на всю жизнь это запомнишь.

   При этом Анна Сергеевна и Николай Васильевич так рассмеялись, словно с этим у них был связан какой-то секрет.

   - А что, - спросила Оля, - он вам тоже объяснял?

   - К сожалению, нет, - ответила Анна Сергеевна. - Но с этим объяснением связана небольшая история, случившаяся с нами здесь, в Ленинграде. Мы с подружкой как-то гуляли по Университетской набережной, а потом решили проехать на троллейбусе до площади Восстания. В первом троллейбусе всегда много народа, так что мы стояли на задней площадке. А рядом с нами стоял молодой человек. Мы спорили по поводу валентности и никак не могли прийти к общему мнению. Вот тогда этот молодой человек, которым был Николай Васильевич, и вмешался в этот спор и предложил нам объяснить физическую природу валентности химических элементов, но не в троллейбусе, а где-нибудь на скамеечке. Словом, мы вышли на площади Островского и там, на скамейке возле памятника Екатерине второй, он так доходчиво всё объяснил и нарисовал в блокноте модель атома по системе Резерфорда, что мы аж воскликнули, как всё просто, оказывается. Я, кстати, тоже всё поняла и помню до сих пор.