Через месяц увидел его истово молящегося у алтаря, немного взлохмаченного, в царапинах, дерганного и заикающегося. Всего же пятьдесят три проверки сделал, они и безобидные то вообще-то, руки на месте, ноги на месте, позвоночник из тела не вырван, безопасные проверки.
– Святой отец, как ваши таинства? – тихо подойдя к нему из-за спины, поинтересовался я.
– А-а-а-а, – возопил он. – Омен! Омен! Темное знамение! – хныкал он, отползая от меня. – Исчадие ада.
– Исчадие? Ада? – улыбнулся я его шутке. – Что же вы так святой отец. Я, Сын Божий. – ведь будучи крещенным, я стал так называемым усыновленным сыном, чего только не узнаешь после сотни часов рассказов монахинь.
– Нет, нет. – захныкал он. – Никто не верит, нет ничего, знамение. Омен!
Конечно никто не знает, я же не дурак все в открытую делать, а вдруг тут у предположительного злодея, есть предположительные сообщники, которые предположительно что-то затевают, предположительно плохое. Такое никак нельзя упускать. Потому все делалось незаметно, тихо. Удивлен что очень святой отец как-то понял, что это я устроил эти проверки на противоестественность. Видимо в нем что-то предположительно есть такое.
– Вы же чисты святой отец? Ничего не скрываете от взора божьего? – указал я рукой на фреску пригорюнившегося на кресте Иисуса.
– Я не… то есть, да… – начал он что-то сбивчиво лепетать. – Я грешен, грешен! – возопил он.
– Тише, тише святой отец. Ведь мы проводим святое таинство, в котором могут принимать участие лишь грешник и искупитель. – проникновенно произнес я, положив руку на его плечо и предостерегающе выпятив мизинчик одиннадцатым смертельным приемом.
– Да, конечно. Омен… то есть, Святой сын. Господи, простите меня, ибо я шалун… в смысле грешен. Грешен! – тихо провыл он, видимо по привычке ляпнув что-то из своих ролевых игр с монашками.
– Я внимательно слушаю тебя, излей грехи что гложут тебя. – играя голосом, проникновенно и мягко произнес я.
Ну он и рассказал, правда фигню всякую, про свои игры с монашками, многими монашками, в разных церквях и женских монастырях и всего такого. Веселая у него жизнь, ага. Но свою страшную суть не раскрыл. Он действительно человек?
– Это все что ты расскажешь мне? Грехи такие гложут душу твою… человеческую? – подметил я самое важное.
– Откуда ты? – пораженно посмотрел он, но через секунду вновь сгорбил спину и прижал голову к полу. – Омен. Сын Божий. Омен. Сын Божий. У меня есть душа в отличии от тварей нечистых, она запятнана грехом лишь. Только грехом, похотью называемой. Похоть мой грех, и представ перед ангелами и Богом, я покажу им душу свою человеческую, греховную, но она у меня есть.
В общем оказался он по итогу вроде человеком, помурыжил я его немного и отпустил с богом, хех. Через пару дней он уехал, а еще через месяц я узнал, что он стал просто ну очень-очень святым отцом, истовым и фанатичным. Даже вроде повышение какое-то получил, за свою веру. Ну вот, добро я творю, людям помогаю. Очередное подтверждение этому.
У этого церковного приюта была даже своя школа, куда нас обязательно водили, в соседнее здание. Тут блин школу особо не прогуляешь. Провели нам тут также определенный блиц, рассказав где мы собственно живем и в какой стране, если вдруг не знаем. Страны как обычно, будто кто-то сидел на стуле и плевая в потолок выдумывал название государств. Сейчас я вот в какой-то Италии жил, что за страна, неведомо, рядом непонятные Германии и Франции, где-то далеко вообще страна из одной аббревиатуры, США. Вот кто эти страны придумывает? Что не жизнь, так заново названия стран учить. Утомили. Но хоть технологический уровень без всяких перегибов, привычный в общем, как в нулевой жизни.
Самым необычным предметом был урок теологии, истории религии и все такое около темы, там я наслушался всякого.
– Бог желает нам добра и здравия, – говорила монашка проходя между партами с нами. – Следуйте заповедям божьим и будет ниспослана на вас благодать. Ведь будете вы приближены к Богу и почувствуете… – все говорила она, заставляя меня прислушиваться, ведь было кое-что в этом интересное.
– Испытание Божье? – переспросил я.
– Да, ведь в испытании Божьем, кроется благословение. Проходя через боль, печаль, испытанием – кроется перерождение, совершенствование человека. – с готовностью отвечала монашка.
– И насколько далеко Бог готов зайти в своем испытании человека?
– Насколько в силах его.
Стоя напротив алтаря с фреской печального Иисуса, я думал могло ли это быть его рук дело, ведь это не естественно, даже не просто перерождения, а то что я попадаю в то время, которое заставляет меня выложиться на полную чтобы выжить, а затем умереть через самопожертвование. Если это Бог, то не много ли испытаний? Можно было обойтись максимум двумя, но каждый раз их больше, каждый раз больнее, и только попадя в церковь, я подумал… может ли это быть его рук дело? Впервые за все свои жизни, я опустился на колени и посмотрел на распятье, чтобы помолиться, искренне и честно. Я хотел знать ответ. Конечно же была лишь тишина. Может он заработался и забыл что у него кое-кто выполнил испытание с перебором?