Что касается поддержания отношений на расстоянии, то прискорбный факт состоит в том, что в Провиденсе - и по сей день не том городе, который славен своими интеллектуалами - не с кем было заниматься тем волнующим интеллектуальным пинг-понгом, которым он занимался в своей обширной переписке. Лавкрафт прилагал все усилия, чтобы встречаться с друзьями по переписке, и действительно встретился с очень многими из числа тех, что жили на Восточном побережье. Многие другие потратили время и деньги, чтобы навестить его в Провиденсе - что они вряд ли бы сделали без ощущения глубокой взаимной симпатии.
Теми личными отношениями, которые - вдобавок к его проблемным отношениям с матерью - определенно стали катастрофой, был его брак с Соней; и здесь Лавкрафт, определенно, поставил себя под удар мощной критики. Его отношение к жене можно назвать только низким [shabby]. Однако она сама, вступая с ним в брак, похоже, была полна решимости переделать его по своему вкусу, и Лавкрафт, естественно, взбунтовался. Он сделал это не потому, что был "закоренелым холостяком", но потому что у него была собственная личность и он вознегодовал, что его не принимают таким, каков он есть. Мне по-прежнему кажется, что с его стороны вообще было ошибкой жениться; но, возможно, ему следовало испытать ее на собственном опыте - чтобы понять, что это ошибка.
Я не думаю, что следует еще раз обсуждать отношение Лавкрафта к сексу. Вероятно, оно было необыкновенно сдержанным даже по меркам его времени, а в нашем современном сексуально озабоченном обществе кажется практически ненормальным. Лавкрафт признавался, что он относится к наименее чувственным людям - но этим он очень походил на своего кумира По.
Факт состоит в том, что Лавкрафт прилагал все усилия, чтобы преодолеть серьезный эмоциональный вред, нанесенный ему матерью - матерью, что одновременно изливала на него слепую любовь и называла его "уродливым"; матерью, которая потворствовала ему в каждой новой прихоти, но публично оплакивала его экономическую бесполезность; матерью, которая без сомнения привила ему отвращение к сексу, что лишь способствовало краху его брака. На самом деле, заметно, насколько нормален и уравновешен Лавкрафт стал в последние годы - его действительно закалило в огне (и материнское воспитание, и его нью-йоркский опыт) и вышло чистое золото. Даже оставаясь несколько сдержанным эмоционально, он упивался игрой своего интеллекта и демонстрировал эстетическую чувствительность - к ландшафтам, к литературе, к искусству, к снам и мечтам, к роскошному спектаклю истории, - доступную немногим.
Его "поза" джентльмен XVIII столетия, во-первых, отображала его культурный консерватизм, а, во-вторых, позднее явно принималась из лукавого юмора. (Часто не слишком верят, что Лавкрафт был шутником - эксцентричным или сардоничным в зависимости от обстоятельств). Он, безусловно, верил в преемственность культуры и, безусловно, полагал, что XVIII столетие представляло собой высшую точку в англо-американской культуре - нечто, с чем не так-то легко поспорить. Но он был достаточно гибок, чтобы принять умеренный социализм как единственное экономическое решение проблем, порожденных ничем не ограниченным капитализмом, и его теоретические рассуждения по данному вопросу убедительны и остаются ценными даже сейчас. Его нелюбовь к демократии - или, скорее, ко всеобщему избирательному праву - гораздо труднее переварить, так как у немногих политических теоретиков в этой стране хватило храбрости бросить вызов этой самой священной из американских догм; но к его высказываниям по данной теме также стоит хотя бы отчасти прислушаться.
Едва ли возможно отрицать, что движущей силой его расизма был культурный консерватизм. Расизм, вне всякого сомнения, - единственное подлинно черное пятно на его репутации; и не потому что он был морально (по этому вопросу можно было бы поспорить), а потому что он был интеллектуально неправ. Он тиражировал представления о расах и культурах, которые были ложны - и чья ложность была доказана при его жизни или до его рождения. Это была та сфера его мышления, где он оказался не в состоянии продемонстрировать открытость новым идеям и знаниям. Я повторюсь: в целом, его стремление к культурно гомогенному обществу само по себе не неправильно, подобно тому, как модные ныне идеи о культурно гетерогенном обществе - не обязательно по сути и самоочевидно верны; у каждого варианта есть свои достоинства и недостатки. В чем Лавкрафт допускал ошибку - так это в мнении, что его бесхитростные стереотипы есть плод научного исследования расовых различий, и в убеждении, что различные расы и культуры исключительно конфликтуют друг с другом и не могут быть смешаны без катастрофических последствий. Может статься, что высокоразвитая эстетическая чувствительность, которую я упоминал ранее - чувствительность, которая жаждала гармонии и стабильности - имела непосредственное отношение к его расовым теориям - или, по крайней мере, к ощущению дискомфорта, который он испытывал в присутствии представителей других рас и культур; но, безотносительно к этому, его воззрения на этот предмет вызывают смущение и презрение. Но они также постепенно теряли размах: дискуссии по расовым вопросам составляют сравнительно небольшую часть во всей его корреспонденции.