И вдруг тысячное "ура" разнеслось по морю со всех тринадцати кораблей, приведённых усмирять броненосец "Потёмкин". С одного корабля просигналили: "Присоединяемся к вам".
И корабль понёсся, как птица, на сближение с "Потёмкиным".
- Ура! - гремело над морем.
Начальник эскадры испугался: вдруг взбунтуются все? И отдал приказ:
- Эскадре уходить в Севастополь.
Теперь два мятежных корабля под красными флагами стояли у тревожных берегов Одессы. Стояли и... не брали Одессу. Ждали чего-то. Колебались. Не знали, как поступить.
А на "Потёмкине" шло к концу топливо. Была на исходе пресная вода. Скоро без пресной воды станут машины. Матросы волновались. Надо действовать. Как?
Соседнему кораблю ненадолго хватило мужества. Скорбно пополз вниз по мачте красный флаг революции. Корабль сдался властям.
Потёмкинцы снялись с якоря и ушли из Одессы в открытое море.
А в это время посланец Ленина спешил из Женевы на помощь восставшим потёмкинцам. Ленин наказывал: "Убедить матросов действовать решительно и быстро. Добейтесь, чтоб немедленно был послан десант... Город надо захватить в наши руки..."
Посланец Ленина приехал в Одессу, а красного флага на рейде нет. Красный флаг далеко.
Совсем мало на броненосце оставалось пресной воды. Скорее, скорее надо найти выход. Пришли в Феодосию:
- Дайте воды.
Власти отказали!
- Не желаем снабжать бунтовщиков.
Снова красный флаг в море. Непобеждённый и бесприютный. Неспокойно было на корабле, неуверенно. Дни и ночи Матюшенко не спал. Где выход?
На одиннадцатый день вечером броненосец стал на рейд в румынском порту. Чужие берега, чужие дома, чужие огни.
- Дайте воды.
Румынские власти не дали. Нет больше сил у броненосца "Потёмкин". Нет воды, нет угля, нет хлеба.
Румынское правительство предложило:
- Сдавайте нам броненосец, а мы дадим вам приют. Не выдадим вас царю.
И наступила последняя ночь для матросов на броненосце "Потёмкин". Свободный броненосец "Потёмкин", прощай! Одиннадцать дней ты наводил трепет на генералов и офицеров, на царя и всех богачей. Ты верен был революционному знамени. Слава тебе!
ТАЙНЫЕ ВСТРЕЧИ
С Николаевского вокзала из Москвы уходил в Петербург скорый поезд. До отправления оставалось четыре минуты. Пассажиры заняли места. Небольшие группки провожающих толпились у подножек вагонов. Возле последнего вагона стояли два шпика.
- Нет и нет... - со вздохом сказал один, у которого русые усики закручивались крутыми колечками.
- В последний момент, должно, прибежит, углядим, - ответил другой.
Они зорко глядели из-под низко нахлобученных шапок. На платформе появились ещё пассажиры. Один, довольно коренастый, в круглых синих очках, с чемоданом и дорожной жёлтой коробкой - такие коробки модны были в Финляндии. Второй - щёголь, в клетчатом пальто.
- Чудесно сегодня утром пробежались на лыжах! - проходя мимо шпиков, оживлённо говорил щёголь в клетчатом пальто. - Весь день силушка по жилушкам так и играет, а день-то снежный, морозный!
Пассажир в синих очках что-то ответил. Шпики не расслышали. Шпики нервничали: тот, кого они ловили, не показывался. А этот, в синих очках, кто такой? Должно, не тот, кого они поджидали, а подозрительно... не упустить бы. Шпики кинулись вслед за пассажиром в синих очках.
Но поезд тронулся. Пассажир в синих очках, с чемоданом и жёлтой коробкой, вскочил на подножку. Щёголь остался. Оказалось, был провожающим.
- Так и нет, - огорчённо сказал один шпик. - Начальству донесли, что нынче в Петербург собирался. Ан нет. Вот его карточка, вроде никого на вокзале похожего не было.
Он вынул из кармана фотографию. Лицо, чуть скуластое, с громадным лбом и резко сломанными бровями, насмешливо щурясь, глядело с фотографии.
- Ленин-Ульянов. Из Женевы в Россию на рабочие восстания прибыл. Главнейший у них. Непременно поймать его велено. Завтра опять придём сторожить, - сказал шпик, пряча карточку.
А скорый поезд мчался сквозь звёздную ночь, раскидывая по макушкам деревьев хлопья едкого дыма. Лес, заваленный снегом, безмолвный и глухой, тянулся вдоль рельсов.
Поезд мчался. Горели глаза паровоза. Громыхали на стыках колёса...
Рано утром в Петербурге человек в синих очках взял извозчика и довольно скоро был дома - на углу Бассейной и Надеждинской улиц, почти в центре столицы. Был ли это его дом? Небольшая комнатёнка. Необжито, пусто. Стол дощатый, без скатерти, да табурет, как на кухне.
Человек снял очки, сунул в чемодан. Вынул из жёлтой коробки бумагу, без промедления сел за стол и, не поднимая головы, стал писать.
Через час за дверью что-то тихо заскреблось. Повернулся снаружи в скважине ключ. Дверь отворилась. Вошла Надежда Константиновна, с муфтой, в шапочке, отороченной мехом.
Владимир Ильич вскочил:
- Надюша, родная!
- Охотились в Москве за тобой? - в тревоге спросила Надежда Константиновна.
- Ещё как! - усмехнулся Владимир Ильич.
Пряча беспокойство, Надежда Константиновна стала разбирать чемодан. Синие очки! Зачем?
- Маскарад! - ответил Владимир Ильич. - При помощи этих синих очков оставили господ сыщиков с носом, Надюша!
Владимир Ильич и Надежда Константиновна нелегально вернулись из Женевы на родину. Жили в Петербурге врозь, по чужим паспортам. Виделись тайно. Свидания были кратки и спешны.
Сейчас Владимир Ильич торопился рассказать о московских небывалых событиях! Он ездил в Москву обсудить их с товарищами.
События начались в октябре. Забастовал Московский железнодорожный узел. Забастовали московские фабрики. Остановились трамваи и конки. Погасло электричество. Выключили водопровод. Вся рабочая Москва бастовала. Перекинулось на другие города. Охватило деревни. Вспыхнула Всероссийская всеобщая политическая стачка.
Чтобы притушить революцию, царь выпустил манифест. Обещал в манифесте рабочим свободу. Но это было обманом. Рабочие знали: нельзя верить царю. Рабочие помнили январский расстрел у Зимнего дворца в Петербурге.
И вот 7 декабря 1905 года днём, в 12 часов, вновь объявлена была в Москве забастовка. Правительство послало войска усмирять забастовщиков. И тогда вступили в действие рабочие боевые дружины. На улицах, площадях и бульварах, у заводов и фабрик поднялись баррикады.
Главные силы восставших рабочих обосновались на Пресне. Это рабочий район. Там много фабрик и заводов. Образовался Совет рабочих депутатов. Установилась рабочая власть.
А царское правительство спешно сгоняло к Москве пехотные, кавалерийские, артиллерийские полки и батареи, казацкие части. Царские пушки палили по Пресне. Как спичечные коробки, вспыхивали деревянные рабочие дома и бараки. Десять дней длились бои. Рабочие и большевики сражались геройски. Но царские пушки жестоко подавили восстание.
Нужно ли было браться за оружие рабочим?
- Нет! - говорили меньшевики.
- Не надо, - утверждал Плеханов.
Он был первым русским марксистом, а когда в России забушевали революционные битвы, Плеханов ушёл от Ленина и всё дальше уходил от большевиков.
- Нужно было восстание, - твёрдо заявил Ленин. - Надо было рабочим браться за оружие. Рабочий класс получил боевое крещение.
Сейчас, запершись в бедной, пустой комнатёнке, Владимир Ильич шёпотом рассказывал обо всём этом Надежде Константиновне. Ведь Надежда Константиновна была секретарём Центрального Комитета партии, ведала явками, партийными связями, большевистскими встречами, была самым близким помощником Ленина.
И вспомнился им, горько вспомнился дорогой их товарищ Николай Бауман. Вместе с Лениным Бауман подготавливал выпуск "Искры". Переправлял "Искру" из-за границы в Россию. Жандармы ловили его, сажали в тюрьму. Он бежал. И снова, и снова неустрашимо и вдохновенно работал для партии. И снова его сажали в тюрьму.