Ленин мечтал, что государство без привилегий и без начальственности станет тем, что Маркс называл «народом, организованным в коммуны». Ленин с одобрением цитирует слова Маркса: «Коммуна должна быть не парламентарной, а работающей корпорацией, в одно и то же время и законодательствующей и исполняющей законы». «В парламентах, — пишет он, — только болтают со специальной целью надувать «простонародье»… Без представительных учреждений мы не можем себе представить демократии, без парламентаризма можем и должны».
Отбросив парламентаризм, молодое государство должно «постепенно сводить на нет всякое чиновничество, — это не утопия». Оно должно добиться, уничтожив «наемное рабство, — такого порядка, когда все более упрощающиеся функции надсмотра и отчетности будут выполняться всеми по очереди, будут затем становиться привычкой, и, наконец, отпадут, как особые функции особого слоя людей». Ни бессменных бюрократов, ни постоянной армии!
Программа Ленина проста: «Свергнуть капиталистов, разбить железной рукой вооруженных рабочих сопротивление этих эксплуататоров, сломать бюрократическую машину современного государства — и перед нами освобожденный от «паразита» высоко технически оборудованный механизм, который вполне могут пустить в ход сами объединенные рабочие, нанимая техников, надсмотрщиков, бухгалтеров, оплачивая работу всех их, как и всех вообще «государственных» чиновников, заработной платой рабочего».
«Вооруженный народ» был ответом Ленина на капиталистический милитаризм постоянных армий и его формулой рабочего контроля. «При социализме, — повторяет Ленин, — все будут управлять по очереди и быстро привыкнут к тому, чтобы никто не управлял».
Маркс говорил, что даже самая маленькая деревня должна иметь свою автономную коммуну, и отвергал довод, что коммуны могут разрушить единство нации. «Маркс централист», — заметил Ленин. Маркс и Энгельс возражали против федерализма при социалистическом строе. Централизм, однако, по мнению Ленина, должен быть добровольным: «…возможен добровольный централизм, добровольное объединение коммун в нацию», а не «централизм… как нечто только сверху, только чиновничеством и военщиной могущее быть навязанным и сохраненным».
До революции Ленин без колебаний выступал против «принуждения». В «Пролетарской Правде» за 18 января 1914 г. он обрушился на русских «либералов» и «реакционеров», защищавших обязательное преподавание русского языка в школах, посещаемых детьми инородцев. «Мы лучше вас знаем, — говорит он «либералам», — что язык Тургенева, Толстого, Добролюбова, Чернышевского велик и могуч. И мы, разумеется, стоим за то, чтобы каждый житель России имел возможность научиться великому русскому языку.
«Мы не хотим одного: элемента принудительности. Мы не хотим загонять в рай дубиной».
В послеленинские и, особенно, послесталинские годы, когда каждое изречение Ленина цитировалось снова и снова, эти слова как-то остались незамеченными. Без дубинки? Без принудительности? Добровольный централизм? Сколько советских мероприятий в области хозяйства, культуры и политики можно было провести без дубины и худших «элементов принудительности»? Сколько дней просуществовала бы «Российская советская федеративная социалистическая республика» (ибо таково ее официальное название) или весь Советский Союз, тоже «федерация» национальных республик, как централизованное государство, если бы централизм основывался, как того требовал Ленин, на полном уничтожении централизованного государственного аппарата — армии, полиции, бюрократии?
Ленин говорит в «Государстве и революции»: «Энгельс, как и Маркс, отстаивает… демократический централизм, единую и нераздельную республику. Федеративную республику он рассматривает либо как исключение и помеху развитию, либо как переход от монархии к централистической республике, как «шаг вперед» при известных условиях. И среди этих особых условий выдвигается национальный вопрос». Этот вопрос остался не разрешенным в Советском Союзе, который и теперь, десятилетия спустя, остается федерацией вопреки принципам марксизма-ленинизма. В действительности существует неделимая Россия, единое государство с гигантским бюрократическим аппаратом, которым управляет из центра, с помощью принудительных методов, коммунистическая олигархия.
Подлинная история жестокостей коммунистического режима вряд ли подтвердит звучные слова Ленина: «Мы ставим своей конечной целью уничтожение государства, т. е. всякого организованного и систематического насилия, всякого насилия над людьми вообще. Мы не ждем пришествия такого общественного порядка, когда бы не соблюдался принцип подчинения меньшинства большинству. Но, стремясь к социализму, мы убеждены, что он будет перерастать в коммунизм, а в связи с этим будет исчезать всякая надобность в насилии над людьми вообще, в подчинении одного человека другому, одной части населения другой его части, ибо люди привыкнут к соблюдению элементарных условий общественности без насилия и без подчинения».