Другая женщина, которую звали О’Брайен, выглядела гораздо лучше, чем ее соучастница преступления. Ее рука была перевязана, и она казалась ослабевшей от потери крови. Полицейский поднял ей голову и спросил ее, не хочет ли она чего-нибудь поесть. Она ответила, что выпила бы чаю, и было сделано соответствующее распоряжение. В одном питейном заведении она днем увидела мужчину, который ел хлеб с сыром. Чтобы завязать с ним разговор, она попросила дать и ей немного, а когда он отказал ей, попыталась выхватить у него из рук хлеб и наткнулась на нож, который он держал в правой руке, чем нанесла себе серьезное ранение. Несмотря на боль от раны, которая только привела ее в ярость, она накинулась на мужчину с палкой и нанесла ему жестокий удар по голове, опасный для жизни. За это преступление полицейский забрал ее в участок и посадил под замок.
Среди английских девушек есть немного таких, кого можно назвать собственно подружками моряков. Большинство из них либо немки, либо ирландки. Я видел многих немок, высоких, с бесстыдными лицами, одетых вызывающе, которые выделывали разные самые фантастические па в танцевальном зале на Рэтклиффском шоссе.
Можно также привести описание одного из танцевальных залов, которые часто посещают моряки и их женщины.
Если пройти через бар питейного заведения, вы подниметесь по ступеням и окажетесь в хорошо освещенной газовыми рожками длинной комнате. В ней вдоль стен стоят лавки, чтобы танцующие могли отдохнуть, и вы не сможете не заметить оркестр, который вполне достоин внимания. В большинстве случаев он состоит из четырех музыкантов, бородатых и на вид лохматых иностранцев, возможно немцев, которые играют на скрипке, корнете и двух дудках или флейтах. Оркестр обычно располагается в углу зала на возвышении, к которому ведут две ступени. Спереди оно обшито досками, оставлена лишь небольшая дверь с одного конца для исполнителей, для удобства которых ставят скамью или стулья. Там есть небольшая полочка, на которую кладут инструменты. Часто ее украшают оловянные кружки. Сама музыка просто замечательная, во всяком случае, в высшей степени бодрящая. Пронзительные звуки дудок и резкие — трубы, издаваемые в быстром темпе, возбуждают танцующих, пока они не закружатся в вальсе с огромной скоростью.
Меня сильно поразило то, как исполнялись различные танцы. Во-первых, в высшей степени соблюдались внешние приличия. И я также не заметил ни малейшей склонности к неприличному поведению. Излюбленными танцами, по-видимому, были польки и вальсы, да и разные па выделывались изумительно, учитывая общественное положение и образовательный уровень танцующих. Многие демонстрировали грациозность и естественную непринужденность, которые никто и не мог бы предположить. Но это чаще можно было наблюдать у иностранцев, нежели у англичан. Большинство женщин не имели ни малейшего представления о том, как надо танцевать. В ту ночь снаружи не было ничего примечательного, по крайней мере, в окрестностях Рэтклиффского шоссе. Может быть, их талант был зарыт в землю, но он не был заметен случайному наблюдателю. И все же я должен признать, что было что-то располагающее в выражении лиц женщин, чего нельзя сказать о мужчинах. Возможно, это была смесь покорности, безразличия и небрежности — и через все эти ступени в своей карьере каждая проститутка должна пройти. Она и не будет хорошо натаскана для своего занятия, пока не пройдет каждую фазу и они в какой-то степени не перемешаются. В этих женщинах была определенная внутренняя деликатность, чрезвычайно похвальная для их обладательниц. Это не была искусственная утонченность Вест-Энда, ничего подобного, а подлинная женская черта. Они не выглядели так, словно пришли туда именно для удовольствия, они выглядели для этого слишком деловыми, но казалось, что они хотели бы и намеревались соединить дело и удовольствие и повеселиться, насколько позволят обстоятельства. Одеваются они не в танцевальном зале, наряжаются они дома и идут по улицам в своих бальных платьях, без шляпок. Но так как они живут недалеко, этому не придается значения. Я заметил нескольких одиноких женщин, которые сидели каждая сама по себе, и в одном месте их было до полудюжины.