Выбрать главу

Возможно, что к тому же времени относится письмо без даты, написанное Шестовым жене:

Ну, слава Богу, дорогая Анна, что все обошлось благополучно. Твое последнее письмо успокоило меня. Совсем другой тон. Боже, как ужасно было думать, что Танюк могла еще опасно заболеть. Странное у меня к ней чувство: кажется, так мало живу с ней — а между тем, право, нет ничего, что бы показалось мне слишком большим, если бы надо было ради нее отдать. Бедная девочка! Верно намучилась крепко. И тебе каково было с ней! Но теперь уже все прошло — какое счастье! Письмо твое я получил еще несколько дней тому назад — но все не мог собраться ответить. Я теперь занят очень и чем? Торгую. Родители должны были уехать, а Володя в Кременчуге. Так вот я за старое взялся. Целый день сижу в лавке и по вечерам как-то не пишется. Хотя совсем не трудное это дело торговля — но настроение дает очень уж будничное, а я привык либо возноситься, либо плакать. И странно чувствовать себя в обстановке, при которой никогда не бывает повода ни для больших радостей, ни для больших огорчений. Для здоровья это самое лучшее. Я уверен, что займись я торговлей и отучи я себя от литературы, я бы скоро совсем оправился. Но я уверен и в другом: через несколько лет такой жизни, я бы снова в один прекрасный день почувствовал бы себя на волосок от сумасшествия. Как все странно и непонятно устроено в жизни! Куда что тянет человека? Отчего никто не может спокойно возделывать свой сад и все бегут, как от пугала, от обыденности, которая все-таки дает если не счастье, то покой, [б/д., 1905–1906].

Вот еще письмо Шестова к родителям, живущим в Берлине, относящееся к тому же времени:

От тебя, мамаша, ежедневно приходят письма: ты все волнуешься и беспокоишься. И тебе кажется, что мы здесь

тоже волнуемся и беспокоимся. Ничего подобного. Я уже тебе писал, что о Киеве мы не беспокоимся. Разумеется, читать о Белостоке[48] было очень тяжело. Но не потому, что связал белостокские события с возможностью такого же несчастья в Киеве. Я уверен, что для многих русских было не менее тяжело читать описание белостокских зверств. Тревожиться же нам лично пока нет никаких оснований. Вчера была депутация у Сухомлинова, и он сказал, что пока он в Киеве, евреи могут быть совершенно спокойны. И ему можно верить вполне. Губернатор Савич утверждает то же. А раз власти не захотят, беспорядков не будет, тем более, что Киев теперь на военном положении. Вот мы и спокойны. Паспорта мы себе возьмем (завтра же начнем хлопотать), так как все равно скоро придется ехать — как только вернется Володя. Он теперь в Карлс- баде и, вероятно, недели через две вернется в Киев: тогда мне можно будет на некоторое время уехать заграницу.

Дела в магазине идут недурно. Торгуют все-таки недурно — особенно оптом. К сожалению, все платежи большие — это оттого, что у нас огромные запасы товара. Все боимся, что потом не достанем — и запасаемся. Убытку на этом не будет — наоборот, будет польза, т. к. товар непрерывно дорожает — но зато приходится много платить. Если б у нас было на 80, 100 тысяч товару меньше, то мы бы имели настолько же больше свободных денег. Может быть, так было бы правильней — но одно время казалось, что торговля идет великолепно — не хотелось упускать случая. Да и теперь еще неизвестно: урожай обещает быть хорошим, нужно рассчитывать, что поторгуем… Данил все по-прежнему живет в Киеве. Здесь Таня с Эрной и Соня. О них, т. е. о Даниле наверное нечего беспокоиться, так как они под защитой консульства находятся в совершенной безопасности. Да и вообще очень беспокоиться, повторяю, нечего. Всякого рода меры мы принимаем. Ну, а затем, конечно, не так страшен чорт, как его малюют. Из заграницы вам все кажется страшнее, чем на самом деле. Бог даст, все обойдется благополучно. (Киев, 11.06.1906).

Лето 1906 г. Шестов, как всегда, провел в Швейцарии. После своего возвращения в Киев он ездил в Петербург и Москву. В Петербурге он заключил договор с новым издателем, с которым он начал вести переговоры весной. Шестов об этом пишет Герману Ловцкому:

Посылаю тебе переводом на Берлин 4305 марок. Я продал вторые издания своих последних трех книг — оттуда у меня такая колоссальная сумма денег. Посылаю деньги на твое имя [в Лейпциг], по причинам, которые ты и сам легко отгадаешь. Тебе придется снабдить его передаточной надписью и переслать в Берлин (адрес: SchmargendorfbeiBerlin; Sulzerstrafle14)… Что до меня, я уже свои обязанности управляющего сложил и теперь очень хорошо устроился. Уже вожусь с тетрадями и книгами. Выйдет ли из этого что-нибудь и что именно выйдет, вперед, конечно, сказать нельзя. Во всяком случае хорошо, что вернулась прежняя свобода. Итак, жду от тебя письма. О получении перевода извести немедленно, а то я буду очень беспокоиться. Первый раз в жизни получил такую сумму. (Киев, 20.10.1906).