Словом agir(действовать) Шестов характеризует свои хлопоты того времени. ОновзятоизкнигиБергсона «Essai sur les donnees immediates de la conscience». Бергсонговорит: «Ori- ginellement nous ne pensons que pour agir. C'est dans le moule de Taction que notre intelligence a ete coulee. La speculation est un luxe tandis que Taction est une necessite». (Вначале мы мыслим только для того, чтобы действовать. Наше разумение было отлито в форму действия. Умозрение есть роскошь, а действие — необходимость. — Бергсон. Очерки
о непосредственных данных сознания). Эту фразу Шестов цитирует в начале шестой главы статьи «Откровения смерти». Как уже было указано (см. стр.125), эта статья является частью книги «SolaFide», написанной в 1913 и 1914 годах. Когда в 1920 г. Шестов готовил статью к печати, он несколько изменил первоначальный текст. Весьма вероятно, что он именно тогда включил в нее указанную фразу Бергсона, которого он в то время изучал. Об этом тексте Бергсона Шестов также беседовал с Германом и писал Гершензону: «Такое сейчас время — нужно все о делах думать. Как мы с Г.Л. острили: Бергсон учит Nousnepensonsquepouragir— а сам в действии не нуждается. Я же учу, что мы думаем не затем, чтобы действовать, а принуждены все время agiretagir.И так уж, верно, до гробовой доски». (Из письма к Гершензону [8.06.1923]).
Хотя он об этом не упоминает в письмах, Шестов в это время также встречался с Д.Мережковским[96] и З.Гиппиус. Последняя ему пишет:
Я в тот вечер прочла вашу статью [ «Тысяча и одна ночь»] и прямо пришла в восторг: помимо ее объективной ценности — она точно нарочно написана для первого рел. — фил. собрания! Лучше нельзя себе представить. И я очень стою за то, чтобы как можно меньше сокращать. Иностранные цитаты, конечно, надо выпустить, а больше, пожалуй, и нечего. После меня статью прочел и Д.С. [Дмитрий Сергеевич Мережковский]. Он вполне разделяет мое мнение, тоже находит статью крайне подходящей, только не знает, что возражать? Но ведь можно и не «возражать», а просто протянуть ниточку дальше… хотя бы свою. Почему это я раньше не читала статьи? Должно быть, потому, что книга мне попалась несвоевременно. Я в ней почти ничего не читала. (Париж, 5.05.1921).
Гиппиус называет намеченное собрание «первым». Продолжалась ли деятельность Религиозно-философского общества после этого собрания, установить не удалось. Теплый тон письма и тот факт, что именно Шестова, только что приехавшего, попросили выступить с докладом, показывает, что он сразу вошел в литературную жизнь русского Парижа. Несмотря на это, оказалось, что устроиться очень трудно. Шестов пишет Ловцким:
Здесь жизнь невероятно трудная — и добиться чего- нибудь можно только при удаче. Вот уже третья неделя, как я бегаю — но толку пока очень мало. И не знаю, будет ли толк: во всяком случае очень нескоро, и только в том случае, если не покладая рук действовать. Я рассчитывал на Фонд. [Фондаминского] — ив начале казалось, что он, как будто, собирается стараться. Но выяснилось, что у него свои работы и что в конце концов он ничего не мог сделать для меня. Вначале предполагалось, что я прочту публичную лекцию, которая даст чуть ли не 2000 фр. А кончилось тем, что я прочту доклад с прениями (напечатанную «Тысяча и одну ночь»), который мне ничего не даст. И вообще выяснилось очень для нас печальное обстоятельство. В «Совр. Записках» одолевает политика. Мне это не сразу, а исподволь преподносили. Боюсь, что мои «дерзновения и покорности»[97], почти мне заказанные, совсем не пойдут… Это, вместе с другими мелкими, незначущими разговорцами, оставляет очень неприятный осадок. Походишь в редакцию, все разговоры лирические и даже нельзя было возобновить беседы о Глинке[98]. Но не «Жизнь за Царя» смущает, а им просто хочется поменьше места отводить музыке, философии, литературе. Им бы хотелось маленьких статеек в 3–4 страницы /…?/ печатать мелким шрифтом. И, по- видимому, чем дальше, тем будет хуже; деньги у них, видно, партийные — а в партии не нужны ни Глинка, ни Плотин. Не лучше и с изданием книг. Тут одна барышня написала в «Слово», в Берлин своему брату, пайщику «Слова» о моей книге. И очень горячо написала. Но получился отказ. И так везде. Все заняты текушим и спроса на литературу, философию и т. п. очень мало. Встречают приветливо, обещают, но ничего не делают. Единственная, но слабая, надежда, что если жить здесь и очень стараться, то через некоторое время чего-нибудь удастся добиться.