Закончив статью о Спинозе и другие дела, Шестов выехал 17.07.1922 в Висбаден повидать мать и для лечения. В это время Ловцкие поехали на несколько недель в Женеву и звали Шестова их навестить. Он отвечает им:
Спешу вам ответить на письмо. Очень благодарю вас за приглашение — конечно, теперь в Женеве было бы очень хорошо. Но, во-первых, я курс своих ванн окончу только к 1-му числу, а во-вторых, я решил поехать в сентябре в Берлин на 3 недели или даже на 4, чтоб как-нибудь устроить издание хотя бы своих новых русских книг, что для меня существенно важно. Так что, может быть, я поеду на неделю к Анне, а может быть — и прямо в Берлин, смотря по обстоятельствам. Нужно попытаться
сделать возможное и воспользоваться пребыванием в Германии…
Чувствую я себя очень хорошо. Теперь погода поправилась, и я много гуляю. Дети совсем великолепно устроились. Посылаю вам, для развлечения, их письма. (Висбаден, 18.08.1922).
Анна Ел. тем летом поселилась в Бад-Зальцширте, и Шестов к ней поехал в конце августа, после того как закончил курс ванн в Висбадене. Место ему очень понравилось, и жизнь оказалась вдвое дешевле, чем в Висбадене. Он пишет Саше, Фане и Соне: «Здесь чудесно», «Здесь действительно хорошо» — и зовет их приехать.
16 сентября, после двухмесячного отдыха, Шестов поехал в Берлин, а Анна — в Лейпциг, на медицинский конгресс. Мало что известно о его пребывании в Берлине. Он, конечно, бывал в издательстве «Скифы», где печатались его книги. Он поручил Ловцкому следить за изданием. Из Берлина он пишет матери:
Поздравляю тебя с новым годом, желаю тебе здоровья и желаю, чтобы в будущем году была у тебя и у всех такая же радость, какую принес конец прошлого года Мане и Володе[118]. Надеюсь, что уже и Лиза скоро будет здесь и мы ее все увидим. (Берлин, 23.09.1922).
В середине октября Шестов вернулся в Париж. По приезде художник С.Сорин пишет его портрет, который теперь находится в Нью-Йорке в музее Метрополитен. Через много лет снимок с портрета произвел большое впечатлении на Лео Зимни (см. том И). ОнпишетНаташе (20.04.1977):
Ganz unerwartet erhalt ich… das Sorin-Portrat von Schestow, das mir so oft das Gliihen des Geistes in russischer Erde versinnbildet — konnte es nicht das Gesicht eines Heiligen, eines Aszeten, ja eines Propheten, ein Rufer in der Wiiste sein. Das Gesicht auf dem Portrat ist mir einfach "unvergesslich".
Шестов часто виделся с Эйтингоном, который на некоторое время приехал в Париж. Эти встречи положили основание долголетней дружбе. Начиная с этого времени, они встречались почти ежегодно в течение 15-ти лет. Отношение Эйтингона к Шестову было совершенно исключительным. Он во многом ему помогал и оказал множество услуг не только ему, но и его друзьям. В архиве Шестова сохранилось 34 письма Шестова Эйтингону и 6 писем от Эйтингона. В настоящей работе не раз приводятся выдержки из этой переписки и упоминания о ней.
Пока — первые дни, — пишет Шестов Ловцкому, — не принадлежу себе. По утрам приходит Сорин: портрет кончает. Потом нужно было побывать у Лурье, Винавера, сходить за жалованьем, поговорить с Бор. Фед. Был у меня уже Эйтингон — рассказывал о психоанализе и выяснял, что у меня общего с Фрейдом. Он очень неглупый и образованный человек: с ним говорить интересно. В воскресенье опять придет, будем опять разговаривать. [Париж,
20(?).10.1922].
В это время (вероятно, 19 октября) Гершензон приехал в Берлин.
А Гершензон, — пишет Шестов Ловцкому, — даже не известил меня о том, что приехал в Берлин, и только из твоего письма узнал, что он приехал. Вот так сюрприз! Уже ему от меня достанется. (Париж, 27.10.1922).
После отъезда Шестова из Берлина АннаЕл. еще осталась там на две недели. Шестов рассказывает ей о парижских делах:
Пишу тебе последнее письмо, дорогая Лизаровна — оно придет 30-го, а 31-го или первого я считаю, что ты должна уже выехать из Берлина. Ты, верно, уже видела Колю[119], — и знаешь, что Наташа с механикой справилась. Слава Богу —
прямо не верю себе, что все так удачно кончилось. Теперь она может спокойно готовиться к ecolesuperieure. И, к счастью, все ее лекции в нашей части города и на этот и на следующий год. Так что еще один из недостатков нашей квартиры сам собой уничтожился. Если б еще у Тани сошло благополучно! Я ей советую взять один еще предмет — русскую филологию у Омана и Кульмана. В случае, если она по фр. литературе провалится, у нее все-таки будет 4 certificatsи, значит, licence. Поговорим об этом, когда приедешь: время терпит. Пока Таня и Наташа кутят. Нашли какую-то француженку, у которой великолепный теннис в Севре, и пропадают там по целым дням — благо дни стоят великолепные: с утра солнце, хоть и холодно. И сейчас с утра убежали, только вечером вернутся. И в концерты ходят — Таня и на Кусевицкого и на д'Аль- гейм ходила. В понедельник у нас будет и верно будет играть московский Орлов и т. д. Коля, верно, тебе все рассказал, впрочем. Вчера на д'Альгейм Марью Николаевну [Муромцеву] встретили. Может, я ее на Орлова приглашу, если успею. Досадно, что тебя нет, но может быть, удастся его еще раз заманить. Как видишь, все у нас благополучно, лучше быть не может. Только тебя не достает, и я уже даже начинаю сердиться, что тебя так долго нет, а дети плачут. (Париж, 28.10.1922).