Что до твоей статьи [ «Бергсон и Шестов»] — если будет случай, я с Цейтлиным поговорю. Но вообще у меня с ними очень напряженные отношения из-за Гершензона, о котором, когда его нужно было выписать из Москвы, они даже поговорить со мной не хотели. Я все же попытаюсь (хотя мало надеюсь на успех: ведь, главным образом, у них Мережковский и Гиппиус орудуют, которые почему-то опять на меня злятся — может думают, что я инспирировал Белого: читали вы его «Воспоминания о Блоке» [125]?), а ты, Герман, спишись с Гершензоном. (Париж, 27.11.
1922).
Сегодня я получил письмо от Бердяева: у них в Берлине затевается с января философский журнал [126]. Но туда едва ли тоже пустят: у них свои задачи. Через Лазарева можно узнать. С Marcan-Blockя уже подписал договор. Я им два раза писал, что переводы не принадлежат тебе, Герман, а принадлежат «Скифам», и рекомендовал им обра-
титься к Лундбергу, который обещал мне в Кельне, что переводы будут им переданы. (Париж, 9.12.1922).
Вчера приходил ко мне Эйтингон проститься. Сегодня он едет в Италию, а оттуда в Германию. Я с ним говорил о тебе, Фаня. Он того мнения, что Фрейд не согласится на твою новую комбинацию. Он сказал, что лучше всего тебе оставаться у них. Я уже и не знаю, что тебе посоветовать — отсюда ничего не видно. Вчера Таня подошла после лекции к P.Janetи спросила его, взял ли бы он в ученики доктора философии, который им очень интересуется, и он ей ответил самым категорическим отказом. Д-р Эйтингон пригласил меня к себе в Германию — жить у него, сколько мне захочется. Я, конечно, теперь ехать не могу. С одной стороны, лекции, с другой, здесь затевается одно дело, которое, если оно удастся, может дать во многих отношениях и для меня хорошие результаты. Так как оно только началось, то я пока еще ничего не пишу. Недели через 3–4, думаю, кое-что выяснится: тогда напишу. (Париж, 12.12.1922).
Напрасно Анна написала вам про то, что здесь трудно устроиться. Конечно, лучше было бы, если бы возможно было заниматься только своим делом. Но ведь этого никогда не было. И прежде — вспомните, сколько я ухлопывал на заботы о житейских делах! Полжизни на них уходило! А другая была отравлена. И теперь, конечно, тоже — но раз нельзя изменить, нужно принять и примириться. Анна все убивается — но и другим тоже всегда материальные заботы очень мешали. Уехать же теперь из Франции было бы ошибкой. Многое положено и, быть может, в конце концов и плоды будут… Большое спасибо тебе, Герман, за все твои хлопоты. Я не знаю, чем уже отблагодарить тебя, и удастся ли когда нибудь отблагодарить — так много ты для меня делаешь. Жаль, что М.В.[Магсап- Block] не хотят предисловия: все-таки, оно немного бы читателям объяснило, с чем они дело имеют. Здесь в Париже, статья Шлецера много мне помогла. Надо было бы все-таки, если можно, повлиять на них, чтобы статья
вводная была. Вот Plonвыпускает и со статьей и с портретом (Сорина). Что это ты за работу затеял о Шопенгауэре, Юме и Канте? Конечно, тема очень интересная, но где ее пристроить? У нас ведь философских журналов совсем нет, а у немцев — не добьешься помещения статьи в философском журнале. Мне кажется, что в «Совр. Зап.» тебе легче будет пристраивать небольшие статьи. Может, в конце концов, у них и «Б. и Ш.» [ «Бергсон и Шестов»] пойдет, так как я уже отдал все, что у меня было, Цейтлиным и не скоро что-нибудь для «Совр. Зап.» у меня найдется — а им эта твоя работа очень понравилась. (Париж, 17.12.1922).
На Рождество дети поехали в Висбаден провести рождественские каникулы с бабушкой. Ловцкие тоже приехали туда на несколько дней. Шестов им пишет:
У нас все по-старому. Накопляется много работы — но все интересной, кроме лекций и корректур (русск., фр., нем. и итальянской!). Если с Паскалем справиться, как следует: тема замечательная. Из Берлина мне мало пишут, но, говорят, что высланные туда большевиками ученые и писатели очень оживили жизнь колонии. Правда это? Я склонен думать, что это правда. [Париж, 27(?).12.1922].
Фраза «Если с Паскалем справиться» является первым упоминанием в письмах Шестова о работе, которую он написал по случаю трехсотлетия со дня рождения Паскаля (см.
стр.253–254).
31 декабря Тане исполнялось 25 лет. Шестов посылает ей поздравительное письмо в Висбаден: