31.08.1923).
Очень я виноват перед Вами: до сих пор никому не написал. В оправдание свое могу только сослаться на то, что все время хворал. Пока жил у Вас, чувствовал себя превосходно. Но уже в Висбадене стало не совсем хорошо. А как приехал в Париж, стало и совсем плохо. Так что боялся, что и в Понтиньи поехать не придется. Но все- таки, хотя я и чувствовал себя неважно, поехал. И там все время мучался. Сейчас я уже пять дней в Париже, и только сегодня мне стало настолько лучше, что я могу взяться за свою корреспонденцию. В Понтиньи было очень интересно. В особенности для меня. Ведь я до Понтиньи — хотя и прожил два года во Франции — совсем почти французов не видел. А тут сразу попал во французское общество и очень хорошее французское общество. Всего там было 45 человек, из них человек 10 иностранцев, остальные французы. И итальянцев не было: Муссолини не пустил. Испанцы тоже не приехали — дорого для них.
Из немцев был только Генрих Манн (Рильке и Каснер не приехали), а англичан и англичанок человек 5–6. Беседы были в высшей степени любопытные. Французы мастера говорить. Особенно блистали — сам хозяин (Desjardin), DuBosи A.Gide. Desjardinцикл лекций читал — иногда продолжительностью в час — и ни сам не уставал, ни публика не уставала. И DuBosи Gideочень интересно говорили. Поразило меня тоже отношение французов к русским и к русской литературе. Все знают, во всем чудесно разбираются — и как все любят. Я прислушивался к частным разговорам за столом или в отдельных группах и часто ушам своим не верил. Когда еще восхваляют Достоевского — куда ни шло. Может быть, это мода, да Достоевский уже давно известен. Но послушали бы, что и как говорят о Чехове. «Скучная история» вышла всего два месяца тому назад, и все уже ее читали, превосходно, до мелких деталей все помнят и понимают лучше, чем патентованные русские критики. Когда увидимся — расскажу Вам подробнее. Что у Вас? Где Вы? Где Мирра Яковлевна? Отдыхаете ли Вы? Что Вы думаете зимой предпринять? Из Германии тревожные слухи. Дороговизна там теперь неслыханная — жизнь стоит столько же, как и во Франции. Это очень плохо — как население, у которого /…?/ вынесет это? Можно ли будет жить в Берлине? И поедете ли Вы на зиму домой? Я получил одно за другим два письма от Ремизовых. Они взвыли. Хотят ехать в Париж, т. к. не знают, как будут в Германии существовать… Всего Вам доброго — позвольте еще раз поблагодарить Вас за Ваше гостеприимство: воспоминание о проведенном у Вас времени — одно из приятнейших в моей жизни. (Эй- тингону, Париж, 7.09.1923).
Фондану Шестов рассказал о своей беседе с Жидом в Пон
тиньи:
«Это один из самых умных людей, которых я знаю. Он догадывается обо всем. Ничего нельзя от него скрыть. Вышла в свет его книга о Достоевском [130]. Мы были тогда в Пон-
тиньи. Он спросил, что я о ней думаю. Я ответил, что книга очень хорошо написана и еще что-то в этом духе. Он сразу все понял и перевел разговор на другое. Но с тех пор больше никогда не говорил со мной…» [131].
Позднее (уже после встречи в Понтиньи), Жид послал Шестову свое только что опубликованное эссе о Монтене, с очаровательным посвящением. Но когда Борис де Шлецер попросил Жида написать короткое введение к книге Шестова «Избранное», которая должна была появиться в издательстве «Нувель Ревю Франсэз» [132], Жид сослался на недостаток времени. Возможно, тут сыграло роль и его сочувственное отношение к Советскому Союзу. (Фондан, стр.77).
Глава IX Переписка с Гершензоном (1922–1925)
— Поездка Гершензона в Баденвейлер. — Смерть Гершензона. Некролог. — Переписка с Бердяевым. — Переезд Бердяева в Париж. — Доклад
в Религиозно-философской Академии (1925).
Живя в Париже, Шестов не терял связи с русскими друзьями. Сохранилась его переписка с М.О.Гершензоном, Н.А.Бердяевым, В.Г.Малахиевой-Мирович, Д. и А.Жуковскими, Е.Герцык, относящаяся к началу 20-х годов.