Со Шнейдером — все путаница, он мне должен около тысячи франков, все обещает выслать — и не высылает. На мое последнее напоминание — я получил в ответ письмо, подписанное не им, что он в отъезде, и без него денег выслать не могут. Боюсь, что и разговоры об издании новых книг ни к чему не приведут. Он ведь сперва хотел выпустить мои последние работы и «А.б.» — теперь о последних работах молчит. Между тем мне интереснее было бы, чтоб вышли именно последние работы, т. е. «Скованный Парменид», «Умозрение и апокалипсис» (о Соловьеве) и афоризмы («Борьба и оглядка»[41] и «О втором измерении мышления»[42]), которые полностью уже переведены на немецкий язык[43]. Я думаю тоже, что эта книга может рассчитывать на больший успех, т. к. о ней будут рецензии и у философов, и у теологов, тем более, что она будет посвящена Гуссерлю, с его согласия. Пишу тебе, Герман, это, чтобы ты, если случится, выяснил, какие намерения у Шнейдера. Правда, похоже, ввиду того, что сейчас в Германии происходит, что Шнейдер вообще прекратит на долгое время всякую деятельность. Но все же нужно, чтоб он был aucourant. [15.07.1931].
Переговоры об издании по-немецки «Апофеоза беспочвенности» и книги с последними работами Шестов начал вести со Шнейдером вскоре после выхода по-немецки книги «На весах Иова». Но осуществить эти издания Шнейдеру не удалось. В другом письме к Ловцким (13.11.1931) Шестов пишет: «С немецкими издателями мне не везет: Маркан лопнул,NietzscheGesellschaftперестал существовать, боюсь, что и Шнейдер — у которого теперь все мои книги — не долго протянет».
Как всегда, Анна Ел. в конце мая уехала в Шатель, и Шестов в течение двух с половиной месяцев жил один в квартире в Булони. У Шестовых была очень надежная прислуга, которая делала все, что нужно для хозяйства. Шестов рассказывает Лизе и Анне Ел. о своей жизни после ее отъезда:
Анна уехала уже на работу в Chatel-Guyon. А я, как всегда, копаюсь в своих книгах. Живу, с тех пор как дети от меня отделились, очень уединенно и мало с кем встречаюсь. Только, когда нельзя иначе, хожу в гости, а принимать у себя никого не принимаю. Мне так лучше — весь день принадлежит мне, и я в часы, когда не одолевают хворости, могу заниматься. Поблизости от меня чудный Булонский лес (800 десятин), и я, когда могу, бегу туда и там свое «дело» или свое «безделье» делаю. Месяца через два поеду к Анне — лечить свои артриты.(27.05.1931).
У нас здесь все благополучно. Только что-то с твоим отъездом разленился я: учусь плохо. Больше по лесу шатаюсь, да в гости, да в концерты. Сегодня утром пошел в St. Cloud— два часа там прошатался. Утро было прелестное — ив St. Cloudпрямо волшебное освещение было. А вечером — иду к Готье обедать — и потом с ними в концерт Ннны Кошиц: она им ложу на 6 человек прислала, и они меня пригласили. Так что учиться уж и времени не остается. А в пятницу нужно идти в «NouvelleRevueFrangaise»: мои «Pageschoisies» вышли — нужно dedicace'biписать. Спасибо Борису — обещал помочь. Из «N.R.F.» пойду к детям ужинать. Вчера Таня и Валя у меня ужинали. [3(?).06.1931].
В воскресенье (вероятно, 7 июня) Готье позвал Шестова к завтраку.
Завтрак, — пишет Шестов Анне Ел., — был экзотический, с острова Мартиники: 22 блюда, из которых только 2 стоили, чтоб их есть (рыба и рис), а остальные только стоили, чтобы их описывать — у кого «перо» настоящее. Моя соседка по столу, молодая француженка, все мне говорила, по поводу того, что я под разными предлогами от 18 блюд отказался: vousetes, monsieur, plusprudentquemoi. Но тебе, может быть, и понравилось все, кроме перцу. Зато познакомился там и долго беседовал с редактором «N.R.F.» [Жаном Поланом] — и, кажется, из этого выйдет прок. Оттуда пошел на receptionк Воуег — и попал под проливной дождь. [8(?).06.1931].
В следующем письме к Анне Ел. Шестов пишет о Светлане:
Она… очаровывает… многих. В среду прихожу я к детям — вижу в Наташиной комнате Таня, на руках у нее Светлана, а вокруг них три дамы: Mamie, ее племянница и Марина Скрябина. Светлана старается (?), все, что умеет делать, показывает: и рученкой машет, и в ладоши бьет, и самые разнообразные звуки испускает — и дамы просто млеют. У племянницы Mamieтоже есть ЬёЬё — ровесник Светланы — но она сама говорит, что куда ему до нее. ASchwab*ы умоляют Таню по воскресеньям на целый день им Светлану отдавать. Так что можешь своей внучкой гордиться…
С femme [demenage] все идет как следует, так что нужно думать, до отъезда не разладится. Кормит, как следует, и спокойно ведет себя. Насчет жары тоже ничего. Делаю сквозняки. Только кукушка [часы с кукушкой] не любит их: останавливается. Но — толкну, она опять идет.