- Как тебя зовут? - спросила она, выжимая свои длинные волосы.
- Кори Мэкинсон.
- А меня Чили Уиллоу, - представилась она. - Ну что, пошли, Корп.
О, как чудесно было слышать свое имя из ее уст! Обежав вокруг пруда, я вслед за девушкой углубился по тропинке в лес. Чили была выше меня, ее походка сильно отличалась от той, как ходили мои девочки-одноклассницы. Ей не меньше шестнадцати, решил я. Я шагал за ней следом и вдыхал ее запах, который мог сравниться разве что с ароматом росы на свежескошенной траве. Я старался ступать только туда, куда наступала ее нога. Если бы у мен" был хвост, я бы наверняка вовсю им вилял.
- Я живу недалеко, тут, на опушке, - сказала мне Чили, и я отозвался из-за ее спины:
- Ясно.
У обочины грязной пыльной дороги стояла дощатая лачуга. Стены были обиты рубероидом, загон для цыплят справа был обнесен ржавой стальной сеткой, а слева, посреди заросшего по пояс травой двора, на чурбаках стоял ржавый автомобильный кузов. Жилье выглядело гораздо более жалким и запущенным, чем тот притон, в котором мой дедушка Джейберд спустил в покер свою последнюю рубашку. Шагая по лесной тропинке вслед за Чили, я уже обратил внимание на то, что ее джинсы были старенькими, обтрепанными и залатанными, а на майке в двух местах светились симпатичные дырки размером не меньше дайма. И вот теперь я увидел ее дом, по сравнению с которым последняя братонская лачуга выглядела дворцом. Поднявшись на крыльцо, Чили отворила отчаянно скрипевшую сетчатую дверь и крикнула в темноту внутрь дома:
- Мама? Смотри, кого я нашла в лесу!
Вслед за Чили я вошел в хижину. Внутри стоял запах крепких сигарет и зелени с огорода. За большим столом в кресле-качалке сидела женщина с шитьем на коленях. Она подняла на меня морщинистое лицо, кожа на котором была сожжена долгой работой на солнце, и взглянула васильковыми глазами своей дочери.
- Можешь выбросить его обратно, - отозвалась она. Игла в се руках снова принялась за работу.
- Он заблудился, - объяснила Чили. - И попросил меня о помощи. Говорит, что пришел из Зефира.
- Из Зефира? - переспросила женщина. Ее глаза снова обратились ко мне. На ней было застиранное голубое платье с желтыми вышитыми узорами на груди и резиновые пляжные шлепанцы. - Далековато же ты забрался от дома, паренек.
Голос женщины был низким и хриплым, словно солнце вместе с кожей высушило и ее легкие. На низеньком столике рядом с креслом-качалкой стояла пепельница, полная сигаретных окурков, дымилась лежавшая там наполовину выкуренная сигарета.
Да, мэм, - согласно ответил я. - Я хотел попросить у вас позволения позвонить моим родителям. Они волнуются, и я должен сказать им, что жив и здоров.
- У нас нет телефона, - ответила мне женщина. - У нас тут не Зефир.
- А, ясно. Тогда.., можно я попрошу вас отвезти меня домой?
Мать Чили молча взяла из пепельницы сигарету и, сделав глубокую затяжку, положила сигарету обратно. Когда она снова заговорила, у се губ клубами вился сигаретный дымок.
- На грузовике уехал Билл. Но, по-моему, он вскорости должен вернуться.
Мне захотелось узнать, через сколько именно минут наступит это ее "вскорости", но спросить было бы невежливо.
- Можно мне попить? - обратился я к Чили.
- Само собой. И давай снимай-ка рубашку, она у тебя насквозь промокла. Пойдем со мной.
Вслед за Чили я пошел на маленькую бедную кухоньку, на ходу расстегивая пуговицы рубашки и отлепляя ее от тела.
- Где это ты так здорово весь исцарапался? - спросила меня в спину мать Чили, снова изрыгая изо рта клубы сигаретного дыма. - Тебе явно пришлось побродить по лесу. Эй, Чили, достань-ка йод и подлатай своего гостя.
- Хорошо, мама, - отозвалась Чили, и я, повесив грязную и мокрую рубашку на спинку стула, замер, дожидаясь наступления мгновения боли и блаженства.
Стоя ко мне спиной возле раковины, Чили накачала насосом в кувшин воду, которая блаженно булькала и плескалась во все стороны. Приложившись к полученной кружке с Фредом Флинстоуном на боку, я нашел, что вода тепловата и мутновата на вид. Глотнув воды, я обнаружил, что вкус у нее какой-то затхлый. Потом лицо Чили Уиллоу снова оказалось передо мной - и сладость ее дыхания напомнила мне об аромате роз. В ее руках были ватные тампончики и пузырек с йодом.
- Будет немножко больно, - предупредила она.
- Ничего, этот выдержит, - отозвалась из своей качалки ее мать.
Чили принялась за работу. По мере того как боль кусала меня, сначала острая и резкая, потом более глубокая и долгая, я морщился и задерживал дыхание. Стоически переживая болезненную процедуру, я глядел на лицо Чили. Ее волосы высохли и теперь падали на плечи золотистыми волнами. Она опустилась на колени, и красновато-коричневая ватка в ее пальцах оставляла красновато-коричневые следы на моей коже. Мое сердце забилось чаще. Ее васильковые глаза встретились с моими глазами, и она улыбнулась мне.
- А ты молодец, - проговорила она. Я улыбнулся ей в ответ, хотя мне было так больно, что я готов был заплакать.
- Сколько тебе лет, Кори? - поинтересовалась Чили.
- Двенадцать. - И сразу же вслед еще одна святая ложь:
- На самом деле мне уже почти тринадцать. Говоря это, я не сводил глаз с лица Чили.
- А сколько тебе? - спросил я ее.
- Мне? О, я уже почтенная леди. Мне шестнадцать.
- Ты еще учишься в школе?
- Один год отучилась, - ответила она. - С меня этого было довольно.
- Ты не ходишь в школу? - Я был потрясен таким известием. - Вот это да!
- Ну, положим, ее школа еще не окончилась, - отозвалась мать Чили, не прерывая своего шитья. - Школа тумаков, которые раздает жизнь, вот что я имею в виду.
- Ох, мама, - вздохнула Чили; в ее губках сердечком эти два слова звучали для меня как музыка.
Я позабыл о боли. Для такого мужчины, как я, боль была просто ничем. Я выдержу все что угодно, правильно сказала мама Чили. Я окинул взглядом мрачную полутемную комнату, обставленную старой и обшарпанной мебелью; когда я снова взглянул в лицо Чили, это было все равно что увидеть солнце после долгой ночной бури. Йод безжалостно жег, но прикосновения рук Чили были легки и нежны. Я подумал, что, должно быть, нравлюсь ей, иначе бы она не стала обращаться со мной так осторожно и заботливо. Я видел ее совсем голой. За всю свою жизнь я не видел обнаженных женщин, кроме мамы. Я знаком с Чили всего ничего, но что значит время, когда говорит сердце? Сейчас мое сердце говорило с Чили Уиллоу, которая мазала мне царапины и москитные укусы йодом и улыбалась. Мое сердце говорило ей: