- Почему ты не постучался к этой женщине и не предупредил ее, что вернешься за велосипедом? О чем ты думал?
- Ни о чем, сэр, - потупившись, ответил я. - Я вообще ни о чем не думал. Я упал.
Отец молча кивнул, выжал сцепление, дал газ, и, отъехав от тротуара перед домом с дубом, мы снова пустились в дорогу. Но путь наш лежал не домой - мы устремились на запад. Я отлично знал, куда ведет наш пикап отец. На западе, за городской окраиной, там, где начинался лес, находилась личная свалка мистера Скалли, его развалы. По пути мне пришлось выслушивать нравоучения отца, сводившиеся примерно к следующему: "Когда мне было столько лет, сколько тебе сейчас, я всюду ходил только пешком. В ту пору я и мечтать не мог о собственном велике, даже о подержанном. Господи, да тогда никто не думал о том, чтобы ехать на велике, если путь составлял две или три мили. И от этого здоровья в нас было хоть отбавляй. В солнце, в ветер, в дождь, все равно - мы шли пешком. И куда нам было нужно, мы всегда добирались пешком..." - и так далее и тому подобное; вы понимаете, о чем я: мой отец пел хвалебную песнь своему детству, всем нам, конечно же, хорошо знакомую.
Оставив город позади, блестящая от воды дорога пошла через насквозь промокший зеленеющий лес. Дождь по-прежнему не обещал милостей, клочья тумана цеплялись за ветви деревьев и, отрываясь, неторопливо пересекали дорогу прямо перед машиной. Папа сильно сбавил ход, поскольку эта дорога считалась опасной даже в самую хорошую и сухую погоду. Он все еще терзал меня рассказами о сомнительных радостях безвелосипедной жизни. Как я понимал, таким своеобразным способом он хотел дать мне понять, что если велосипед окажется непригодным к починке, то мне лучше немедленно привыкать к пешему образу существования. Между холмами, скрытыми в дымке, завывал ветер и грохотала буря, пустынная дорога разматывалась перед нами, норовисто убегая под колеса нашего грузовичка, словно плохо объезженная лошадь, не желающая скакать под седлом. Уж не знаю, что меня толкнуло, но именно в тот момент я повернул голову назад и всмотрелся в мокрые сумерки.
И увидел автомобиль, который быстро настигал нас. У меня на затылке волосы поднялись дыбом, а по коже поползли мурашки. Черная как смоль приземистая машина позади нас больше всего была похожа на грозную пантеру с блестящими хромом зубами, которая присела на задние лапы перед прыжком. Не снижая скорости, она стрелой вписывалась в поворот, который только что при помощи непростой работы сцеплением, газом и тормозами преодолел мой отец. Мотор черной машины наверняка работал на самых высоких оборотах, однако, хотя ее и наш грузовичок разделяло всего ничего, до нас не доносилось ни звука. Мне показалось, что я увидел бледное лицо человека, низко пригнувшегося к рулю. В миг, когда я четко различил языки красного и оранжевого пламени, нарисованные на капоте и по черным эбонитовым бокам, в секунду, когда машина настигла нас и, не снижая скорости и даже не пытаясь свернуть, устремилась нам под задний бампер, я не выдержал и пронзительно закричал:
- Папа!
Отец подпрыгнул и резко крутанул руль. Грузовичок стало заносить налево к середине дороги, отмеченной вылинявшей прерывистой линией, несколько секунд отец отчаянно боролся, чтобы не скатиться в лес. Потом шины снова нашли сцепление с асфальтом, грузовичок выправился и отец, утерев со лба пот, уставился на меня гневным взором. Он явно желал получить вразумительное объяснение по поводу случившегося.
- Ты что, спятил? - бросил он мне. - Ты чуть было не отправил нас на тот свет!
Я снова оглянулся назад.
От черной машины не осталось и следа.
Но она не обогнала нас. И свернуть ей тоже было некуда. Она просто исчезла.
- Я видел.., видел...
- Что ты видел? Где? - требовал он ответа.
- Мне показалось, что я увидел.., машину, - наконец сумел пролепетать я. Она чуть было не врезалась в нас.., я так испугался.
Отец внимательно изучил зеркало заднего вида. Конечно, он в нем не увидел ничего, кроме все того же дождя, лившего с небес, и пустой дороги, которую за секунду до того видел и я. Протянув руку, он пощупал мой лоб и сказал:
- Ты как себя чувствуешь?
- Со мной все в порядке, сэр.
И в самом деле - никакой простуды у меня не было. В этом-то я был уверен. Удовлетворившись тем, что меня не треплет лихорадка, отец отнял от моего лба руку и снова положил ее на руль.
- Тогда сиди спокойно и не балуй, - наказал он мне. Я решил постараться и вести себя наилучшим образом.
Все внимание отца снова сосредоточилось на хитростях и уловках дороги, разворачивавшейся перед нами, но по тому, как то и дело напрягались у него на скулах желваки, я понял, что в эти минуты он решает непростую задачу, что со мной делать дальше: то ли отвезти меня к доктору Пэрришу, то ли выдрать как Сидорову козу.
Больше я о черной машине не заикался, потому что знал как дважды два, что отец ни за что мне не поверит. Дело в том, что эту машину я уже видел в свете дня на улицах Зефира. На улицах нашего городка она оповещала о себе грохотом и ревом движка, и когда она летела мимо, от нее исходил жар, а под ее покрышками трепетал асфальт. "Это самая быстрая машина во всем городе", - сказал мне Дэви Рэй, когда в один из августовских дней мы с ним болтались на Мерчантс-стрит возле будки с мороженым, наслаждаясь прохладой, исходившей от кусков сухого льда, наваленных в проволочную корзину.
- Отец говорит, - продолжал откровенничать Дэви Рэй, - что в нашем городе никто не может обогнать Полуночную Мону.
Полуночная Мона. Именно так звали эту машину. Парня, которому принадлежала машина, звали Стиви Коули. Его прозвище было Малыш Стиви, поскольку он был чуть выше пяти футов, это при том, что ему исполнилось уже все двадцать. Он без конца курил "Честерфильд", прикуривал одну от другой, и, может быть, это и повлияло на его рост.
Но подлинная причина, по которой я ничего не сказал отцу о Полуночной Моне, преследовавшей нас на мокрой дороге, заключалась в событиях прошлого октября. О них знал весь город. В ту пору мой отец состоял в добровольной пожарной дружине. Однажды вечером в нашем доме зазвонил телефон. Папа сказал потом маме, это был Марчетте, шеф пожарной дружины. На Шестом шоссе в лесу горела машина, врезавшаяся в дерево. Отец торопливо оделся и ушел тушить пожар. Когда он через два часа вернулся, в его волосах было полно пепла, а от одежды исходил устойчивый запах дыма. В тот вечер отец увидел на пожаре что-то такое, из-за чего на следующий день вышел из пожарной дружины.