Выбрать главу

- И кто таков этот парень? - спросила она про меня.

- Это сын мистера Мэкинсона. Веди себя, пожалуйста, прилично, слышишь?

Я с трудом сглотнул и отвел свои глаза от Лэнни. Ее халат немного приоткрылся. Тогда до меня дошло, какого сорта девушки так употребляли нехорошие слова и что здесь было за место. Я несколько раз слышал от Джонни Вильсона и Бена Сирса, что где-то рядом с Зефиром был самый настоящий бордель. Это, по-видимому, входило в программу знаний, получаемых в начальной школе. Когда ты говоришь кому-то: "Отсоси-ка!", то сразу начинаешь балансировать на острой грани между миролюбием и насилием. Хотя я раньше всегда представлял себе особняк, который являлся публичным домом, так: плакучие ивы, растущие вокруг него; черные слуги, подносящие клиентам на веранде фасада специальные напитки из мяты и виски со льдом. Как бы то ни было, реальность состояла в том, что публичный дом был не таким уж большим прогрессом по сравнению с полусломанным прицепом. Кругом стояла тишина, а передо мной - эта девушка с кукурузными волосами и грязным ртом, которая зарабатывала себе на хлеб утехами плоти. Моя спина покрылась гусиной кожей, но я не смогу рассказать вам, какого рода сцены проносились тогда словно медленная и опасная буря в моей голове.

- Возьми это молоко и отнеси его на кухню, - распорядилась мисс Грейс.

Презрительная ухмылка вытеснила улыбку с лица девушки, ее карие глаза почернели:

- Я не обязана заниматься кухонными делами. Сейчас неделя Донны Энн!

- Это мне решать, чья сейчас очередь, барышня, и ты знаешь, что я могу сделать так, что ты проторчишь на кухне целый месяц! А теперь делай то, что тебе велят, и держи свой прелестный ротик закрытым!

Губы Лэнни надулись от обиды и возмущения. Но ее глаза не подтверждали серьезности наказания; в их холодных глубинах затаился гнев. Она взяла у меня ящик и, повернувшись спиной к моему отцу и мисс Грейс, высунула свой розовый влажный язык прямо в направлении моего лица, изогнула его трубочкой. Потом кончиком языка она облизала рот, отвернулась от меня и оставила всех в изумлении от раскачивающейся развратной походки, что было для нас подобно скользящему удару меча. Она медленно прошла в дом, покачивая бедрами, а после ее ухода мисс Грейс громко фыркнула и проговорила:

- Груба как лошадь...

- А разве не все они такие? - спросил отец, и мисс Грейс ответила ему, выпустив изо рта очередное колечко дыма:

- Да, но она даже не притворяется, что у нее есть какие-то манеры, - ее взгляд остановился на мне. - Кори, почему ты не берешь печенье? С тобой-то все в порядке?

Я посмотрел на отца. Он пожал плечами.

- Да, мэм, - неуверенно ответил я.

- Отлично. Мне было действительно приятно встретиться с вами, - теперь мисс Грейс снова переключила внимание на моего отца и на сигарету, которая была зажата в уголке ее рта. - Дайте мне знать, как будут разворачиваться там события...

- Обязательно. Кстати, спасибо, что разрешили воспользоваться вашим телефоном, - он вновь уселся за руль. - Молочный ящик я заберу в следующий раз...

- Да-да, будьте осторожны, - ответила мисс Грейс и скрылась внутри борделя, выкрашенного белой краской, а отец завел двигатель и снял машину с ручного тормоза.

Мы поехали обратно на место происшествия. Озеро Саксон было все покрыто дорожками голубоватого и бордового цвета, порождаемыми рассветом. Отец съехал с основной дороги на грунтовую, на ту, как мы поняли, по которой приехал потерпевший крушение автомобиль. Потом мы сидели и ждали приезда шерифа, в то время как солнечный свет набирал силу и окрасил небо в лазурный цвет.

Сидя там, я путался в своем собственном сознании, которое неожиданно дало трещину и разделилось на части: одна часть думала о машине и той фигуре, которую я вроде бы видел на лесной опушке; другая часть моего сознания размышляла над тем, каким образом мой отец познакомился с мисс Грейс хозяйкой публичного дома. Отец лично знал всех своих покупателей; он часто рассказывал маме о них за ужином. Я никогда не слышал, чтобы он когда-нибудь рассказывал или даже упоминал в этих разговорах публичный дом и имя мисс Грейс. Но, конечно же, это не было подходящим предметом разговора за ужином, не так ли? И, кроме того, они никогда не говорили о таких вещах, когда я был поблизости, хотя все мои друзья и любой ученик в школе, все мы давно знали, что существовал такой дом с плохими девочками, где-то на окраине Зефира, около лесной чащи.

Теперь я побывал там. Мне даже действительно удалось увидеть плохую девочку. Я видел ее изгибающийся язык и зад, ходивший из стороны в сторону под разведенными в стороны фалдами ее купального халата.

Этот случай, я полагал, мог дать мне некоторую долю известности в школе.

- Кори? - спокойно спросил отец. - Ты знаешь, какого рода бизнесом занимается мисс Грейс в своем особняке?

- Я... - даже третьеклассник мог бы подробно описать это. - Да, мистер...

- Обычно я оставляю ее заказ перед входной дверью, - он смотрел на озеро так, словно продолжал видеть тот автомобиль, который все еще медленно погружался в бездну со своим пассажиром, прикованным наручниками к рулевому колесу. - Мисс Грейс является моей заказчицей вот уже два года. Каждый понедельник и четверг, строго как часы. И если это тебя волнует, то могу сказать тебе, что твоя мама знает, что я наведываюсь сюда по работе.

Я не спрашивал его об этом, но почувствовал, что мне на душе стало заметно легче.

- Я не хочу, чтобы ты рассказывал кому-нибудь о мисс Грейс и об этом доме, - продолжал отец. - Я хочу, чтобы ты забыл о том, что был в этом месте, о том, что ты успел увидеть и услышать. Ты можешь сделать это?

- Но почему? - вынужден я был спросить у него.

- Потому что мисс Грейс несколько отличается от тебя, меня и от твоей мамы; она может казаться жесткой и неразумной и ее работа, пожалуй, не относится к разряду тех профессий, о которых можно только мечтать, но она хорошая женщина. Я просто не хочу раздувать разговоры об этом. Чем меньше говорят о мисс Грейс и об этом доме, тем лучше для всех. Ты понимаешь меня?

- Думаю, что да...

- Хорошо, - он напряг свои пальцы, лежащие на руле. Предмет был закрыт для дальнейшего обсуждения.

Я был верен своему слову. Моя известность сразу куда-то улетучилась, но, значит, такова судьба.