– Весь перёд разбит. Я же говорил: нельзя плыть!.. Дуроломы… вашу мать! А ещё начальники…
– Тихо, старшина, тихо,- шёпотом уговариваю я его.
– Чего тихо? Вы уйдёте, а машина разбита!
– Успокойся, ну, успокойся… – я поглаживаю его по плечу.
– Дуроломы вы припадочные, а не начальники! – объясняет он мне, сбрасывая мою руку. – Кто же при нулёвке переправляется по такой воде?! И ещё генералов посадили!.. Вашу мать… Судить вас мало…
– Америка – мать её,- тоже тихо ругаюсь я.
– При чём здесь Америка? – шепчет старшина. – У нас бензин с водой – не фурычит! И «семёрка» фордыбачит. Похоже, она теряет способность двигаться своим ходом.
Я спешно перебираюсь на «семёрку», соскакиваю вниз и осторожно присвечиваю узким лучом карманного фонарика с фильтром. Натужно сипит маломощная мотопомпа, и рядом со мною солдаты касками вычерпывают воду, но её, тем не менее, по щиколотку. И я определяю то, что уже наверняка поняли и знают командир и водитель машины: «семёрка» обречена. Она продержится на плаву не более 30-40 минут, и надо без промедления принять решение.
«Семёрка» может нырнуть и пойти на дно – она сильно осела на нос, там скопилось много воды.
.
Взять её на буксир амфибией, в которой находятся командующий и командир корпуса, я не имею права. Глубина здесь 18-25 метров, и, уходя на дно, «семёрка» перевернёт и потянет пятиметровым буксирным тросом за собой амфибию с генералами. Снять с «семёрки» людей я тоже не могу: во-первых, будет перегружена амфибия с генералами, чего допустить я не имею права, а во-вторых, оставление поврежденного боевого плавсредства экипажем, не выполнившим до конца своих обязанностей по спасению катера, влечёт за собой высшую меру социальной защиты – расстрел. Это мне вдолбили ещё на Висле, и сегодня, по приказу подполковника Сергеева, я в очередной раз повторил это экипажам всех трёх амфибий; поэтому не могу отдать приказ оставить «семерку»: за её плавучесть и живучесть надо бороться до последнего.
– Все на месте? Пострадавшие есть?
– Нет солдата из боепитания,- шёпотом докладывают мне.
– Чичков! – зову я. – Чичков!
На амфибии его не было. Но и на «семёрке» его нет. Я уже понимаю, что он слетел при ударе, столкновении. Утонуть он не мог. Я же заставил его надеть пробковый жилет.
– Чичков!!! – не без отчаяния кричу я.
Но обнаружить и выловить его в бурлящей тёмной воде не было никакой возможности. Оставалась слабая надежда, что он смог зацепиться за канат, которым запасные лодки были привязаны к катеру. Пробковый жилет должен держать его на воде.
С тяжёлым сердцем, молясь всем богам, черту и дьяволу о том, чтобы доплыть и дотянуть генералов и свой взвод до берега, я перебираюсь на амфибию.
Кажется, прошла целая вечность, пока, тихо урча, амфибия по размокшему вязкому грунту не выбирается медленно на берег, прямо на светлячок маяка.
«Семёрку» прибило к берегу метрах в трёхстах ниже.
6. Захват пленного. Я – «фалую» немца
В четыре часа восемнадцать минут (я взглянул на свои часы со светящимся циферблатом, с которыми никогда не расстаюсь, и зафиксировал время для донесения) мы высадились на берегу у маячка, где с группой обеспечения нас встречал майор Елагин – начальник разведки дивизии.
Передав генералов в полной сохранности и оставив у места высадки двух разведчиков с ручным пулемётом для их охраны в случае возможного появления немцев, мы продолжали выполнять задание.
Работа планировалась «на тихаря». Погода для этого была на редкость благоприятна: шум проливного дождя, порывы ветра и еле-еле забрезживший рассвет надёжно прикрывали нас. Двигаясь по пояс в воде в направлении выступавшей над водой дамбы, провели замеры воды вдоль берега. Невдалеке стали вырисовываться очертания остова взорванного моста.
Разбившись на две группы, начали обход быков моста. Связь должна была поддерживаться установленными заранее световыми сигналами, подаваемыми карманным фонариком с фильтром.
Группа Лисёнкова отделилась вправо… Вот спина Лисёнкова… Правый локоть его, положенный на автомат, отведен в сторону, левая рука покачивается в такт шагу. Строен, гибок, шагает легко, неслышно, в темноте кажется, что он не идёт, а плывёт. Калиничев с тремя разведчиками гуськом двинулись влево.
Последовательно изолируя опорные пункты друг от друга, подобрались к амбразуре и щелям наблюдения. Принимаю мгновенное решение: вначале хорошенько «пощекотать» немцев, а затем зажарить их, как тараканов, в бетонированном колодце. Я поднимаю руку, и по условному сигналу в амбразуру и щели наблюдения полетели дымовые шашки и гранаты, а вслед за ними в глубокий колодец залили горючую смесь и подожгли.