Приказом командующего 71 Армии по представлению командира 425 сд за дерзость, смекалку, инициативу и решительность, проявленные при выполнении боевого задания, награждены:
Орденом Отечественной войны II степени
командир взвода Федотов В. С.
Орденом Красной Звезды
разведчик, рядовой Калиничев
Орденом Славы II степени
Разведчик, рядовой Лисёнков…
Военный Совет Армии предоставил отпуск шестерым отважным воинам».
– Ты с бабами спал когда-нибудь?
– Никак нет, товарищ подполковник,- смущенно признаюсь я. – Не приходилось.
– И ни разу не поинтересовался, откуда у них ноги растут?
– Никак нет! – от стыда и сознания своей офицерской и мужской неполноценности я опускаю глаза.
– Раззява. Тебя, может, сегодня убьют. А ты даже не разговелся, ни разу не попробовал… – Что-то едва уловимое, похожее на сочувствие, послышалось в его голосе, и после секундной паузы он продолжил: – А если напоретесь на немца? Или попадёте под артобстрел?
– Немедленно наваливаюсь на командующего и закрываю его своим телом.
– Это плохо! Что значит – наваливаюсь?.. Наваливаться, Федотов, ты на немца должен. А на генерала – в случае артиллерийского или минометного обстрела – ты должен ложиться с нежностью, как на женщину! И прикрывать своим телом! Давай дальше.
Я понял, что для Сергеева, если ты подполковник и выше – ты человек, если ниже его по званию – пень осиновый.
Я еле перевожу дух, в голове от напряжения гудит, а Сергеев продолжает:
– Группе разведчиков – твоему взводу, помимо обеспечения безопасности доставки на плацдарм генералов, поставлена частная боевая задача: скрытно провести разведку прибрежной полосы, заставить немцев показать свою оборону и раскрыть систему огня. Повтори приказание.
– Слушаюсь, повторить! Если с командующим или командиром корпуса во время переправы что-нибудь случится, я буду расстрелян. Разведвзводу…
– Задачу и ответственность понял правильно,- устало отмечает подполковник Сергеев. – Корабль и команда чтобы были в блестящем порядке, а за безопасность плавания отвечаешь головой. Радиосвязь будешь поддерживать постоянную с обоими берегами – со мной и с плацдармом. Иди!
Я выхожу. Меня столько раз уже пугали расстрелом и военным трибуналом, что я воспринимаю это как норму. На войне, чтобы заставить человека вылезти из окопа, идти под пули, под мины, на смерть, действенна только угроза смертью. «Сверху – команда, снизу – план любой ценой», а за спиной генералы и полковники с секундомерами фиксируют каждую команду и время ее исполнения, поэтому командиры отделений, чаще командиры взводов бегали вдоль залегшей цепи с пистолетом, матюками и пинками поднимали солдат. У этих командиров была горькая участь. Лейтенанты и младшие лейтенанты дольше двух-трех недель живыми не оставались. За два года я к этому привык. Единственно, что утешает, это то, что старшим офицерам, командирам батальонов и полков смертью и трибуналом угрожают еще чаще, чем нам – командирам рот и взводов.
Около большого начальства главное – не дело делать, а изображать! Тяжкая работёнка – легче вагоны разгружать. Это даже мыши в окопах знают.
И я опять вспоминаю Фролова. Начальство ещё не приехало, а сколько вагонов я уже выгрузил…
4. Приезд генералов
Генералы прибыли, когда уже стемнело. Завидя подъезжаюших, Сергеев вылезает из машины в метре от меня.
– Товарищ генерал… – слышу я голос Сергеева. – Разрешите обратиться… Разрешите доложить… – с волнением, негромко, сбивчиво говорит он. – Товарищ генерал-полковник, разрешите доложить: переправиться через Одер этой ночью под таким обстрелом и в такую непогоду – это не м…ми трясти! Прошу вас… Разрешите… Только что получена радиограмма…
– Вы что, издеваетесь?! – возмущенно восклицает командующий. – Вы получили приказание в шесть часов утра. У вас было семнадцать часов на подготовку! Докладывали, что для переправы все подготовлено, а у вас ещё и конь не валялся.! Это безобразие! О чем вы думали раньше?! Обеспечьте переправу немедленно любыми средствами и даже невозможными!
– Слушаюсь… Разрешите…
– Идите!
Хотя сегодня мне как никогда досталось от Сергеева – он дрочил меня на инструктаже до одурения, мне его жаль, хотя он и сам виноват. Ведь только утром полковник Кириллов объяснил ему, что, если такой волевой генерал примет решение, остановить его невозможно.