Отец родной и благодетель! Еще не было случая, чтобы Астапыч в трудную минуту отвернулся от подчиненного или бросил его в беде, как не раз с легкостью делали на моих глазах другие начальники. Пока есть Астапыч, и мы не пропадем…
— А ты, Быченков, за словом в карман не лазишь, — недовольно замечает командующий.
— Так разве в боевой обстановке есть время в карман лазить? — искренне удивляется Астапыч. — Берешь, что наверху, на языке. А как иначе? Иначе враз слопают, с потрохами.
Командующий, уже раздетый адъютантом и успевший маленькой расческой потрогать усы и волосы на голове, делает ко мне несколько коротких шагов; подняв сухонький указательный палец, потрясает им в метре от моего лица и строго, наставительно говорит:
— И еще хотел нас обмануть! Меня, старого солдата, думал надуть: пытался выдать фронтальный пулеметный огонь за фланкирование![12] Не думай, что тебя не поняли, — я тебя вижу насквозь и даже глубже! Генерала обмануть — паровоз надо съесть! — с возмущением восклицает он.
— Так точно! — вскинув руку к каске и вытягиваясь в струну, с готовностью подтверждаю я. — Виноват!
Паровоз я в своей жизни еще не съел и потому обмануть генерала, а тем более двух, оказался не в состоянии. Но после высказываний о том, что такое переправиться через Одер и относительно благодарности, я почувствовал, что ничто серьезное мне не грозит, и своим «Виноват!» как бы признал, что действительно чуть не завез двух генералов к немцам.
Из внутреннего кармана кителя командующий достает сложенный вдвое листок и протягивает его Астапычу.
— Поздравительная телеграмма командиру корпуса и тебе. Персональная.
— Ну, уважили! — не скрывая радости, улыбается Быченков.
Еще бы не уважили! Из девяти дивизий нашей армии четыре форсировали Одер, но захватить плацдарм и, более того, в течение недели расширить его удалось только Астапычу. Группы захвата и передовые отряды трех других дивизий, в том числе и одной гвардейской, несмотря на отчаянное сопротивление, были сброшены немцами в Одер.
Между тем адъютант и ординарец Астапыча успели застелить стол белоснежной скатертью, расставили на ней стаканы в трофейных подстаканниках, тарелки с закусками. Мне здесь делать нечего, в мою сторону никто не смотрит, и, козырнув для порядка, я тихонько выхожу.
Ну, кажется, на сегодня все!
Я, конечно, пустышка, сопляк и бездельник, и с мозгами у меня не густо, но я уже не первый год замужем и вмиг все соображаю: Астапыч, конечно, знает о взятом и уже выпотрошенном немце и, выждав достаточно времени — после обсуждения обстановки и разговоров, — как бы невзначай предложит генералам самим опросить свеженького пленного, всего часа два назад находившегося там, в немецких боевых порядках. Вызовут переводчика, приведут пленного — вот вам, пожалуйста, товарищ генерал-полковник, во исполнение вашего приказания экспресс для Москвы, для генерала Оборенкова…
5. Как это начиналось…
ОФИЦИАЛЬНЫЕ НЕМЕЦКИЕ ДОКУМЕНТЫ 1941 г.
Из памятки-наставления «Об особенностях войны с Россией»[13]
…4. Характер и личность.
Русскому народному характеру свойственна неповоротливость, склонность к схематизму, нерешительность, а также страх перед ответственностью.
Только немногие командиры составят исключение и будут действовать свободно и смело, не по уставному шаблону. Нередко их неповоротливость переходит в тупость, что приводит к наибольшим лишениям и массовым потерям, которые русскими переносятся без переживаний.
Если во время атаки первая наступательная волна уничтожается, они продолжают двигаться второй и третьей волнами, гонимые вперед частично огнем со своей стороны, а больше — страхом перед командирами.
Установлено, что русский солдат сражается без энтузиазма и энергии, когда не знает, за что он должен умирать. Однако, в предстоящих сражениях в России идея «защиты пролетарского отечества» будет его в известной степени воодушевлять.
В общем, русские подходят лучше для обороны, чем для наступления. Они будут обороняться упорно и храбро, готовые умереть на том месте, куда были поставлены приказом своего командира.
13
Издана Главной войсковой квартирой 25 января 1941 г. Автор — подполковник генштаба Кинцель. Предназначена для войсковых частей немецкой армии, куда поступила в середине апреля 1941 г., за два месяца до нападения на Советский Союз.