Сейчас, перебирая конверт в руках, она думала именно о том, что это может причинить ему боль. Было сильно искушение швырнуть письмо в огонь, но Александр тоже был частью ее жизни, а выбросить годы, пусть даже прошлые, невозможно. Вера с замиранием сердца открыла конверт.
8
Эльвира, уже немного «навеселе», окрыленная удачей, пробиралась сквозь лабиринт клубных нагромождений. Она уже давно была лишена возможности посещать тусовки, не было денег, работы. Ей приходилось сдавать свою квартиру в центре, чтобы снимать себе комнату в спальном районе, а на разницу она жила. Уже год у нее не было даже возможности съездить к родителям в Муром, повидаться с дочерью.
Но сейчас она чувствовала себя ни больше, ни меньше, как амазонкой, оседлавшей крылатого Пегаса.
Как жаль, что ощущение счастья так эфемерно и летуче, это почувствовала Эльвира, когда бокал в ее руке уперся в грудь шкафоподобного верзилы в черном. Все разбилось, рассыпалось на тысячу частей, сама она скукожилась под взглядом воспаленных глаз.
Если бы у нее была хоть малейшая возможность избежать этой встречи, хоть ручейком между плитками кафеля на полу, она бы убежала. Но.
— Эль, голуба моя, вот кого не ожидал.
Поцелуи по периметру лица, ни дать, ни взять заклятые друзья.
— Похоже, ты бегаешь от меня?
— Я?! Да ты что, Макс. Пришла бы я сюда, если бы пыталась скрыться от тебя. Я же знаю, что здесь ты бываешь ежедневно! Где логика?
— Угу. Твои отмазы давно протухли, где капуста, бабки, тугрики, грины?
— Теперь я могу смело глядеть в твои глаза, видишь?
Бумажка в руках Эльвиры имела весьма потрепанный вид, но она ею, как мандатом, отмахивалась от сверлящих глаз Макса.
— У нас не банк, мы векселей не принимаем.
— Да ладно, напряги пупки. Я почти богата.
— Почти не считается. Ты кормишь нас обещаниями. У тебя уже проценты наросли на твой должок, как гроздья гнева.
— Не будь говном, Макс, я дело говорю.
— Ладно, отвянь, я подумаю.
— Максик, дорогой…
— Ну, чего тебе…
Эля облизала губы.
— Может, немного… В счет наследства… С собой нет ли?
— ЧТО?!
Макс грозно, как воспитатель, смотрел на женщину, которая была старше почти вдвое. Она стушевалась, как нашкодивший озорник и решила отшутиться, но это получилось тоже неудачно, тяжело кокетничать с рентгеновским аппаратом, Макс был непрошибаем.
— Тогда, может, угостишь стаканчиком? А раньше ты не брезговал пить со мной на брудершафт и даже…
— Не хочу ничего слышать. Тебе пора давно о душе подумать, а ты все в детские игрушки играешься. Чай, не девочка.
— Для нотаций у меня еще живы родители, а ты…
— Я тебе звякну. Не будешь отзываться, найду, пришлю ребят… Ты хорошо поняла?
Вихляющей походкой Макс двинулся вдоль барной стойки, сзади он напоминал велосипед с колесами восьмеркой. Как только он остановился, через стойку перекинулся телом бармен, излучая угодливость.
— Элька уже бумажкой трясла здесь? Что ты думаешь, Ден, о ней, я о бумаге, дельная или фуфло?
— Я почти ничего не слышал об этом ее легендарном бывшем муже и вообще не уверен, что они были в официальном браке. Ну, глянь на нее, неужели это возможно?
Эльвира бережно свернула бумагу и спрятала ее в сумочку, заодно достала помаду и, улыбнувшись своему отражению, обвела победным взглядом задымленное помещение. Она знала, что сегодня ей не придется спать одной, во всяком случае, была готова приложить все силы для достижения цели. Она опять была в своей стихии.
9
Юлия Георгиевна была давней подругой Ларисы Петровны. До ухода на пенсию она преподавала английский язык в ВУЗе, а сейчас жила частными уроками.
— Помнишь, ты предлагала мне пойти с тобой на курсы испанского, теперь я жалею, что отказалась.
— Тебе тогда было не до того, ты только-только начала встречаться со Славиком.
— Брак с ним не стоил отказа от испанского. Сейчас он мне так пригодился бы, ведь испанский и португальский почти одно и то же. Юль, я боюсь… Они все моложе меня, его жены, у меня нет никаких козырей, может, не ездить?
— Мать, ты меня удивляешь. Тебя в Москве ничего не держит, неужели не тянет мир посмотреть? Меня бы кто пригласил.