Тихо, на корточках, в пятнах зари,Слушают сказ старика косари.
Где-то вдали на кукане рекиДремную песню поют рыбаки.
Оловом светится лужная голь…Грустная песня, ты – русская боль.
* * *
Гой ты, Русь, моя родная,Хаты – в ризах образа…Не видать конца и края —Только синь сосет глаза.
Как захожий богомолец,Я смотрю твои поля.А у низеньких околицЗвонно чахнут тополя.
Пахнет яблоком и медомПо церквам твой кроткий Спас.И гудит за корогодомНа лугах веселый пляс.
Побегу по мятой стежкеНа приволь зеленых лех.Мне навстречу, как сережки,Прозвенит девичий смех.
Если крикнет рать святая:«Кинь ты Русь, живи в раю!»Я скажу: «Не надо рая,Дайте родину мою».
* * *
Сторона ль моя, сторонка,Горевая полоса.Только лес, да посолонка,Да заречная коса…
Чахнет старая церквушка,В облака закинув крест.И забольная кукушкаНе летит с печальных мест.
По тебе ль, моей сторонке,В половодье каждый годС подожочка и котомкиБогомольный льется пот.
Лица пыльны, загорелы,Веки выглодала даль,И впилась в худое телоСпаса кроткого печаль.
«Со времени Кольцова земля русская не производила ничего более коренного, естественно уместного и родового, чем Сергей Есенин, подарив его времени с бесподобною свободой и не отяжелив подарка стопудовой народнической старательностью. Вместе с тем Есенин был живым, бьющимся комком той артистичности, которую вслед за Пушкиным мы зовем высшим моцартовским началом, моцартовской стихиею.
Самое драгоценное в нем – образ родной природы, лесной, среднерусской, рязанской, переданной с ошеломляющей свежестью, как она далась ему в детстве».
* * *
Край ты мой заброшенный,Край ты мой, пустырь.Сенокос некошеный,Лес да монастырь.
Избы забоченились,А и всех-то пять.Крыши их запенилисьВ заревую гать.
Под соломой-ризоюВыструги стропил,Ветер плесень сизуюСолнцем окропил.
В окна бьют без промахаВороны крылом,Как метель, черемухаМашет рукавом.
Уж не сказ ли в прутникеЖисть твоя и быль,Что под вечер путникуНашептал ковыль?
* * *
Топи да болота,Синий плат небес.Хвойной позолотойВзвенивает лес.
Тенькает синицаМеж лесных кудрей,Темным елям снитсяГомон косарей.
По лугу со скрипомТянется обоз —Суховатой липойПахнет от колес.
Слухают ракитыПосвист ветряной…Край ты мой забытый,Край ты мой родной.
Осень
Р. В. Иванову
Тихо в чаще можжевеля по обрыву.Осень, рыжая кобыла, чешет гриву.
Над речным покровом береговСлышен синий лязг ее подков.
Схимник-ветер шагом осторожнымМнет листву по выступам дорожным
И целует на рябиновом кустуЯзвы красные незримому Христу.
* * *
Заглушила засуха засевки,Сохнет рожь и не всходят овсы.На молебен с хоругвями девкиПотащились в комлях полосы.
Собрались прихожане у чащи,Лихоманную грусть затая.Загузынил дьячишко ледащий:«Спаси, Господи, люди твоя».
Открывались небесные двери,Дьякон бавкнул из кряжистых сил:«Еще молимся, братья, о вере,Чтобы Бог нам поля оросил».
Заливались веселые птахи,Крапал брызгами поп из горстей,Стрекотуньи-сороки, как свахи,Накликали дождливых гостей.
Зыбко пенились зори за рощей,Как холстины ползли облака,И туманно по быльнице тощейМеж кустов ворковала река.
Скинув шапки, молясь и вздыхая,Говорили промеж мужики:«Колосилась-то ярь неплохая,Да сгубили сухие деньки».
На коне – черной тучице в санках —Билось пламя-шлея… синь и дрожь.И кричали парнишки в еланках:«Дождик, дождик, полей нашу рожь!»
* * *
По селу тропинкой кривенькойВ летний вечер голубойРекрута ходили с ливенкойРазухабистой гурьбой.
Распевали про любимыеДа последние деньки:«Ты прощай, село родимое,Темна роща и пеньки».