Все сходились на том, что родила Иисуса непорочная дева Мария по слову Бога. Все соглашались, что Иисус был пророком, но дальше шла путаница. Не могли договориться о том, кто был Иисус — сам Бог, принявший человеческий облик, сын Бога, богочеловек или человеко-бог? Погиб он на кресте или был взят живым на небо? И сколько же богов все-таки признают насара? Начинают свой символ веры словами: «Верую во единого Бога…», а потом тут же оказывается, что веруют и в Бога-отца, и в Бога-сына, и в святого духа, и в деву Марию. Целое семейство богов, оказывается, на небесах. И Бог, всемогущий и милосердный, оставляет своего посланника без всякой помощи, позволяет мучить и истязать его, спокойно смотрит на то, как предают его позорной смерти на кресте! Тот самый Бог, который говорил: «Иди, не бойся, я с тобой, ни один волос не упадет с твоей головы без моей воли…»
Отталкивающее впечатление производили на Мухаммеда и ненависть насара к человеческому телу, нелепая идея умерщвления плоти как похвального и богоугодного деяния. Получалось так, что Бог, наделивший человека потребностью есть, пить, любить, все это не то не одобряет, не то запрещает. И почему Богу нравится, если человек предстает перед ним на молитве грязным, нечесаным, вонючим?
В этом отношении вера яхуди правильнее, чище, у яхуди действительно Бог единый, возвышенно-духовный, без всяких троиц, сыновей Бога и божеств женского пола, вроде девы Марии. И тоже вера их — прямо от Бога, через пророков, они тоже люди писания. Кстати, насара — и они этого не отрицают, почитают мудрые книги яхуди как священные, божественные.
Вера для Мухаммеда воплощалась в укладе жизни, а жизнь ромеев производила на него отталкивающее впечатление. Насквозь были пропитаны ромеи рабской психологией, уже и не понимают, что значит быть свободным, чувствовать себя человеком. На три четверти лишенные чести, наполовину утратившие человеческое достоинство. Ходят ссутулясь, вечно куда-то бессмысленно и озабоченно торопятся, лица измученные. Готовы пресмыкаться перед сильными и издеваться над слабыми. Нет ни спокойствия, ни уверенности в себе. Вместо гордости — кичливость. Сами себя не уважают — чувствуют, что не за что. Любые налоги будут платить, любые унижения глотать, только бы позволили им жить. Самый нищий, грязный и неграмотный бедуин по сравнению с ними — шейх.
На войну идут по приказу, из-под палки, а сражаются неплохо, потому что своих начальников боятся больше, чем врага, да за деньги. А по своей воле никто воевать не пойдет — останутся сидеть по домам, сдадутся без боя. Не будь регулярных войск, с десятком бедуинов можно захватить любое село, а с сотней — любой город, пусть там живет хоть десять тысяч мужчин, способных носить оружие. Да, богата и могущественна страна ромеев, а все держится на волоске: ударить посильнее — и рухнет…
Не к арабам посылались пророки яхуди и насары, не на арабском языке проповедовали они — все это чужое.
Конечно, и в Сирии, и по дороге не обошлось без чудес — но чудес каких-то неинтересных и незначительных — все больше различные варианты на тему об ангелах, бросающих тень на Мухаммеда, но так деликатно, что сам Мухаммед этого не замечал, а окружающие видели все — и тень и ангелов. Видели, но почему-то молчали, даже Мухаммеду постеснялись сказать.
В Мекку возвратились благополучно.
Мухаммед во всем отчитался Хадидже, передал ей все привезенные товары. Хадиджа их быстро распродала, и оказалось, что полученная прибыль намного превышает обычную. Мухаммеду заплатила Хадиджа щедро и справедливо, вдвое больше договоренной суммы, и с тех пор стала охотно давать ему торговые поручения.
Хадиджа, которой, согласно традиции, было сорок лет, как уже говорилось, была богата, богатство ей досталось от второго мужа, умершего незадолго до описываемых событий. Была она женщиной умной и решительной, и ни родственникам мужа, ни отцу, зарившимся на ее имущество, распоряжаться им не позволила. И своей судьбой тоже. Очевидно, положение женщин в торговой Мекке не было столь уж бесправным. Во всяком случае, не всех и не всегда. Как уж у нее это получалось — неизвестно, но Хадиджа никому собой помыкать не давала.
Мухаммед произвел на Хадиджу самое хорошее впечатление — и своим умом, и характером, и безукоризненной честностью. Ее раб Майсур, сопровождавший Мухаммеда в Сирию, отзывался о нем с большим уважением. Ее племянник Чузима, близко знавший Мухаммеда, считал его человеком, верным своему слову.
Сорок лет — не старость, а Мухаммед был молод и красив. Хадиджа полюбила его. Хадидже нужно было замуж — не только для того, чтобы устроить свою семью, иметь дом. Нужен ей был и заступник, защитник ее самой и ее богатства — главным образом не от чужих людей, а от собственных родственников. То, что Мухаммед беден, ее не смущало — вполне достаточно, что богата она, Хадиджа. В некотором отношении это было даже к лучшему — и после замужества Хадиджа не собиралась терять свою независимость, твердо намеревалась не допустить в своем доме ни других жен, ни наложниц. В ее годы это довольно сложно, но если муж беден, то все решается почти само собой — у него просто не будет средств, чтобы обзаводиться другими женщинами.
Однако все эти мотивы — второстепенные, может быть даже и не мотивы, а лишь побочные житейские обстоятельства, в целом благоприятные. Главное же Хадиджа полюбила Мухаммеда, что, учитывая все его достоинства, никого не удивило.
Удивился лишь сам Мухаммед, когда посланный Хадиджей раб Майсур завел с ним разговор о браке.
— Почему бы тебе не жениться, Мухаммед? — спросил Майсур.
— У меня нет средств, — ответил Мухаммед с полной искренностью: именно по этой причине Абу Талиб отказался выдать за него свою дочь Фахиту.
— Так. Ну а если бы тебе сделала предложение богатая женщина, да к тому же красивая и знатная?
— Кто же это? — спросил Мухаммед, понимая, что вопрос Майсура не праздный.
— Хадиджа.
— Не может быть! — с сомнением в голосе воскликнул Мухаммед, одновременно и пораженный и обрадованный. Очевидно, на такой счастливый поворот судьбы он не рассчитывал.
Майсур тотчас же передал Хадидже, с какой радостью Мухаммед отнесся к ее предложению. Тогда Хадиджа позвала Мухаммеда к себе в дом и сказала:
— Сын моего дяди! Мы — родственники; ты правдив, у тебя хороший характер, тебя уважают. Я хотела бы видеть такого человека, как ты, своим мужем. Было бы хорошо, если бы мы поженились.
Когда Мухаммед говорил Майсуру, что он не женится из-за отсутствия средств, это вовсе не означало, что он совершенный бедняк, за которого не выдадут ни одной порядочной девушки, или что он не сможет прокормить семью. Богатство и бедность — понятия относительные. На брак с женщиной из зажиточной мекканской семьи рассчитывать он действительно не мог, но среди менее обеспеченных курайшиток найти себе жену Мухаммеду было нетрудно. Кроме того, за сверстников Мухаммеда, обладавших таким же, как и он, достатком, охотно отдавали своих дочерей кочевники — они жили в такой нищете, что для них Мухаммед сам являлся богачом. Однако ни на брак с обедневшей курайшиткой, ни на брак с бедуинкой Мухаммед пойти не мог. Подобная женитьба окончательно и бесповоротно закрыла бы перед Мухаммедом путь к успеху и богатству, отказываться от которых он, очевидно, не намеревался.
Хадиджа была богата, и именно поэтому Мухаммед, ни минуты не колеблясь, с радостью принял ее предложение. Женитьба на ней нисколько не уязвляла и его чести — Хадиджа пользовалась хорошей репутацией и отличалась не менее благородным происхождением, чем Мухаммед, — она была дочерью Хувайлида, прямого потомка прославленного Курайша в девятом колене, и ее мать Фатима происходила от Курайша; и ее бабушка со стороны матери тоже происходила от того же Курайша — большее курайшитство, а стало быть, и благородство даже трудно себе представить.
Вопрос о браке был решен, оставалось лишь выполнить традиционные формальности.
Мухаммед сообщил о предложении Хадиджи своим дядьям Абу Талибу и трем другим оставшимся к тому времени в живых сыновьям Абд аль-Мутталиба — Хамзе, Аббасу и Абд аль-Уззе. Все они полностью одобрили выбор Мухаммеда, от души порадовались свалившемуся на него счастью, и Хамза отправился вместе с Мухаммедом к Хувайлиду просить руки Хадиджи.