— Царице красоты царицу красоты, — говорит он, склоняясь перед нею.
Между тем в Ялту привозят все больше и больше раненых с Дальнего Востока. Александр Афанасьевич занят устройством благотворительных концертов.
Музыкальные вечера, балы, прогулки, пикники бывают теперь реже. Пришло время, когда они совсем прекратились; Антоний Степанович Аренский покинул Ялту.
ВДОХНОВЕНИЕ
2 октября 1904 года Спендиаров устроил у себя в доме концерт в честь Горького.
Как только зазвучала музыка, писатель, до тех пор замкнутый, сосредоточенный на каких-то тревоживших его мыслях, преобразился. Он стал с увлечением слушать переложенную на музыку Спендиаровым свою балладу «Рыбак и фея» и был особенно доволен звучанием последней строфы, которую под аккомпанемент композитора с большим чувством пропел доктор Алексин:
А вы на земле проживете,
Как черви слепые живут:
Ни сказок про вас не расскажут,
Ни песен про вас не споют!
Слушая квартет Бетховена, писатель прослезился, и надо было видеть его гневный взгляд, когда во время исполнения квинтета Шумана шуршание платья вошедшей в залу дамы помешало ему слушать музыку.
За ужином писатель заговорил о грядущей революции. Слова его были сдержанны и скупы, но они разъяснили Александру Афанасьевичу всю важность событий, казавшихся ему прежде случайными: стычки призывников с полицией, недовольство и волнения крестьян в каких-то дальних губерниях...
Спендиаров не пропускал ни одной столичной газеты. С каждым днем события становились все значительнее. Рабочие бросают работу и объявляют забастовку. Забастовал Путиловский завод. Забастовали все заводы Петербурга.
Объявили забастовку учащиеся высших учебных заведений. К этому движению примкнули ученики Петербургской консерватории. К ним применены жестокие репрессии. В газете «Русь» появился смелый протест Римского-Корсакова против действий консерваторской администрации. Через несколько дней Спендиаров прочел в газетах об увольнении Римского-Корсакова из консерватории. Он написал учителю открытое письмо, тотчас же отправленное им в газету «Русь»:
«Дорогой Николай Андреевич! Высоко ценя в Вас честнейшего и прямого человека и благоговейно преклоняясь перед огромным значением Вашим в русском искусстве, выражаю искреннее сочувствие Вашему справедливому и благородному протесту, высказанному в письме директору СПБ консерватории, и не могу подавить в себе чувство глубокого негодования по поводу вызванного этим протестом увольнения Вас из консерватории, факта постыдного для уволивших, невероятного и небывалого».
Ритм внутренней жизни Александра Афанасьевича изменился. Обычно спокойный, уравновешенный, погруженный в музыкальное раздумье, он говорил теперь взволнованно, порывисто... Вспоминал беседы в кружке Нерсесова, мечтал о свержении самодержавия и самоопределении народов. Выходил на улицу, всматривался в лица прохожих и радовался, находя в них вместо тупой покорности суровое и гневное выражение.
Когда 13 марта 1905 года в Ялте вспыхнули волнения, начавшиеся, как писала местная газета, с «маловажного факта арестования полициею за буйство и сопротивление» солдата, прибывшего с Дальнего Востока, Спендиаров оставался на улице всю ночь.
За солдата вступилась группа рабочих. Они подожгли полицейский участок и двинулись к городской тюрьме. Спендиаров видел, как толпа подожгла тюрьму, как выпустила арестантов в серых рубахах.
Освещенный пламенем пожара, народ с песнями двинулся по улице.
Волнения были подавлены на следующий же день. На всех углах висели объявления «о принятии срочных мер к недопущению возобновления беспорядков».
Спендиаров вернулся в свою рабочую комнату. Творческое вдохновение, вызванное пробуждением духа народа, которое он видел собственными глазами и ощутил сердцем, требовало воплощения. Нетерпеливо перелистывал композитор страницы стихов и поэм, стараясь найти сюжет, близкий его душевному состоянию.
Он обратился к поэзии Лермонтова. Когда-то его увлекла тема обманутого доверия в стихотворении «Три пальмы». После событий 9 Января она стала ему особенно близкой. Выбор был сделан. Спендиаров приступил к работе над симфонической картиной «Три пальмы». Писалось быстро и легко. Музыка создавалась как-то сама по себе. Это был чудесный праздник созидания, продолжавшийся до конца работы.
6 марта 1906 года симфоническая картина «Три пальмы» была исполнена в Петербурге на «Русском симфоническом концерте».
Дирижировал Спендиаров.
С утра он испытывал чувство необычайной легкости и отрешенности от всего. Это было блаженное состояние полнейшей свободы. Никакого напряжения...
Счастье, охватившее композитора во время исполнения, было безгранично. Сколько искренней любви, и кротости вложил он в говор пальмовых ветвей, в журчание ручья!
Сейчас появится караван. Вот он! Сначала его мерная поступь слышится приглушенно, потом громче, отчетливее... А говор пальм становится все более ласковым и приветливым.
Но вот в трепете пальмовых ветвей почувствовалась взволнованность... Прозвучали сфорцандо все инструменты оркестра. Удар, напоминающий залп! Удар! Удар! А затем послышалась проникнутая горем и ужасом тема поверженных трех пальм.
Скорбное выражение еще оставалось на лице Александра Афанасьевича, когда отзвучал одинокий голос ручья и композитор обернулся к залу. Тотчас же рассеялся туман, окутывавший публику, и прямо перед собой он увидел растроганные лица друзей: Римского-Корсакова, Лядова, Глазунова, Черепнина, Блуменфельда...
ДРУЖБА
После концерта по заведенной традиции был ужин.
За столом рядом с виновником торжества сидел Александр Константинович Глазунов. В уголке его рта застряла потухшая сигара. Тучный композитор дышал тяжело и шумно. Чем еще удивит его этот хрупкий человек, казавшийся ему когда-то таким незначительным?
Николай Андреевич Римский-Корсаков не раз жаловался Глазунову, что он никак не может уговорить Спендиарова написать оперу, хотя все данные для этого у него налицо. Александр Афанасьевич почтительно выслушивает учителя. Он настойчиво ищет сюжет. Несколько раз уже заказывал либретто. Но, начав писать оперу, сейчас же охладевает и снова возвращается к симфоническим пьесам, к романсам...
Глазунов смотрел на Александра Афанасьевича и думал, возможно ли склонить к чему-нибудь этого удивительного музыканта, пока он не найдет в себе самом необходимый отклик?
У Спендиарова есть недоброжелатели. Как могут быть недоброжелатели у такого чистого, бесхитростного человека? Многие пьесы Александра Афанасьевича — даже «Крымские эскизы» — встречены в Петербурге несправедливыми рецензиями. Но он не обращает на них внимания. Спендиаров обладает редким свойством: философским смирением.
Говорит Александр Афанасьевич мало, оттого ли, что он застенчив, или оттого, что существо его всегда переполнено музыкой. Иногда он делает еле заметные движения рукой, видимо прислушиваясь к ритмам, которые всегда живут в нем.
Но порой он словоохотлив. Привыкнув к своему новому другу, Спендиаров иногда стремится открыть ему всю свою душу.
Подружились они после первого исполнения «Крымских эскизов» в Петербурге. Глазунов был пленен новым сочинением Спендиарова и на ужине после концерта предложил ему выпить на брудершафт.
Дружба их становилась все крепче. Тут были не только душевная близость и преданность, длившиеся до конца жизни, но и высокое почитание дарования друг друга. Музыка Глазунова так часто исполнялась в доме Спендиарова, что до сих пор детские воспоминания дочерей Александра Афанасьевича окрашены в ее жизнерадостные тона.
Было у композиторов много общего в их отношении к людям, в тончайшем чувстве справедливости, в неизменном внимании к неимущим.
Помощь нуждающимся, особенно нуждающимся музыкантам, была для них обычным делом. Оказывалась она деликатно, незаметно. И сколько талантливых музыкантов обучалось за их счет в консерваториях и музыкальных школах, как много больных туберкулезом лечилось в ялтинских санаториях!