Одним словом, я сделалась затворницей, и мне в этом никто не препятствовал. Придворные вздохнули с облегчением, а я отвлеклась, занявшись интереснейшим делом. Познанием.
Узнавать, не подкарауливает ли меня Доминик, делая вид, что листает очередной томик, я приспособилась. Оба его пажа обычно занимали места в малой приёмной, чтобы пощебетать с фрейлинами, как раз в те моменты, когда принц избавлялся от них, отправляясь в библиотеку или просто намереваясь отыскать меня. А, поскольку в остальное время хотя бы один всегда следовал за своим господином, то и отсутствие любого из них в обществе самых прелестных дворянок королевства служило знаком, что на меня охотятся.
Приходилось удваивать осторожность, пробираясь в своё убежище, которое именно в период отсутствия пажей в приёмной оставалось свободным. Зато сам принц меня, затаившуюся за бюро, никогда не замечал. Несмотря на то, что не по разу в день заглядывал в библиотеку и даже звал.
Наивный! Так я и откликнусь!
Во-первых, мне не нравится, когда меня называют Оркой. А именно так именовал меня этот негодяй после того, как вернулся из двухдневной отлучки. Естественно, иначе как к Домику, я к нему не обращалась. Уж очень обиженными становились его глаза, просто одно удовольствие смотреть на него, такого пристыженного.
Однажды за обедом он ухитрился незаметно посолить моё молоко, за что жестоко поплатился за ужином. В ломтик сыра, что положил на его тарелку слуга, я заранее поместила тончайший слой злейшей горчицы, после чего тщательно склеила мягкие кромки кусочков. А в молоке, которым он бросился это запивать, оказалась изрядная примесь соды. Хозяйка дома имеет заметные преимущества в противостоянии такого рода, а, если он вздумает продолжать свои выходки, вместо творога получит казеин.
Довольно улыбнулась. Так-то! Я уже отнюдь не маленькая растерянная девочка, а принцесса, способная постоять за себя! Привыкайте, Ваше Высочество, теперь поиздеваться надо мной всласть у вас не получиться!
— Не угодно ли Вашему Высочеству составить мне компанию в чудесной прогулке по окрестным лесам? — надо же! Попалась. Сразу после утренней молитвы Доминик подкараулил меня на выходе из дворцовой часовни. Нет, так не честно! И самое нечестное то, что прогуляться верхом мне действительно хочется, но не в его компании.
— Благодарю вас, Ваше Высочество, за столь лестное предложение, но сегодняшний день я должна провести в молитве и покаянии.
— Представить себе не могу, сколько же прегрешений необходимо совершить, чтобы на покаяние пришлось потратить целый день, — Домик в присутствии других людей язвит изыскано-вежливо.
— Уверена, ваше воображение столь же обширно, как и учтивость, — вот ему. Пусть поломает голову, любезность это с моей стороны, или шпилька. И это восхитительно обиженное выражение, промелькнувшее в глубине его глаз! Откуда это в нём? Раньше только злость сверкала. Вот пусть и мучается! А я, пока он скачет по лесам, прекрасно проведу время в библиотеке.
Надо признаться, что, если раньше, до знакомства с сестрой, жизнь в нашем городском дворце была мне в тягость, то теперь я испытывала иные чувства в его мрачноватых изрядно запутанных помещениях. Мне начало казаться, что эти стены защищают от скверны низкого и подлого мира, мира, где царит трусость и готовность быть униженным.
И хотя какая-то часть меня продолжала защищать людей, убеждая, что не все такие плохие, как я видела, но желание больше никогда не видеть тех мерзавцев не пропадало.
Но однажды, когда я пряталась от своего женишка, в голову пришла странная мысль. Ведь наверняка те люди не родились злыми и жестокими. Что-то заставило их стать такими. Вот только что?
Моя тетрадка заполнялась вопросами быстрее, чем я усваивала содержимое Улиных конспектов. Неожиданно встретилось несколько страниц, посвященных лечению овец, стрижке их, принятию родов, а потом шла речь о правилах забоя и разделки туши на мясо. Я настолько озадачилась, что мне ужасно захотелось спросить у сестры, зачем всё это понадобилось знахарке.
Размышляя, не заметила, как кто-то вошёл в помещение библиотеки. Негромкие шаги привлекли моё внимание, только когда человек прошел совсем рядом и устроился на стуле у бюро. Он не обнаружил меня в этом укрытии. Слышался шелест неторопливо переворачиваемых страниц, иногда скрипело перо.
Чуть погодя отчётливо скрипнула дверь, и появился новое лицо. Я не смела шелохнуться, чтобы не выдать тайны своего убежища, поэтому ничего не видела и просто ждала, когда новые посетители библиотеки удалятся, но они не торопились с этим и молчали.
— Что же, брат мой, если не удаётся добавить снадобье в пищу, то Всевышний подсказывает другой путь. Служанка принцессы каждый вечер ставит Её Величеству клизму. Вот в раствор, предназначенный для этого, тебе и следует добавлять по три капли из того пузырька, который прислали нам братья с севера, — голос Отца-Настоятеля прозвучал, как обычно, ровно и безапелляционно.
Я недоуменно нахмурилась. Что это значит?!
— Но, владыка, София лично готовит всё для процедуры и никого к себе не подпускает, — а это уже Отец-Кормилец, чья обязанность, присматривать за тем, благочестиво ли повара готовят пищу. Осенять её, окроплять, произносить над нею молитвы — это целый сложный ритуал, при свершении таинства которого из помещения удаляются все, кроме исполнителя. Вот, оказывается, кто и когда добавлял яд в маменькины блюда. Конечно же, понемногу, чтобы отравление выглядело, как болезнь.
Если сначала у меня и были хоть какие-то сомнения, то после последней фразы они исчезли напрочь. Я яростно сжала кулаки и чуть не набросилась на злодеев. У камина лежит отличная кочерга и эти толстомясые проходимцы не ушли бы от меня живыми, но опыт, полученный при встрече с кузнецом, остановил меня. Я дослушала до конца, мысленно успокаивая себя и гладя по голове.
— Сын мой, а откуда эта служанка берёт воду для приготовления раствора? — промолвил отец-настоятель назидательным голосом.
— Я понял, Владыка. Будет исполнено, Владыка, — Отец-Кормилец вышел из библиотеки, а вскоре за ним последовал и Отец-Настоятель. Посидев некоторое время и убедившись, что действительно осталась одна, ушла и я.
В голове никак не укладывалось, зачем Отцу-Настоятелю травить мою маму? Вроде и власть у него есть, и чтят его все и денег хватает. Зачем?! Неужели этого всего ему мало?! Как мог тогда столь мелочный человек стать главным настоятелем церкви?! Кто назначил его на этот пост?!
Но следующая мысль ошеломила еще больше. Мне вспомнились слова сестры: «Кто-то целенаправленно травил нашу маму. Думаю, здесь как-то замешан Настоятель!». Почему она так решила? Да еще и угадала?!
Надо же, то, зачем Сонька каждый вечер ходит к королеве, я совершенно выпустила из виду. Но какова сестрица! Ведь выбрала блюда, в которые невозможно добавить яд! Молоко от него свернется, творог почернеет, а сыр просто будет выглядеть мокрым. Нет, об этом я узнала не из книг, не из Улиных тетрадок и даже не от отравителей. Слуги говорили, что такое случалось после произнесения святой молитвы над блюдами, и они потом выбрасывали то, что испортилось, удивляясь силе слова истинно верующего. Мне это сразу пришло на память, как только зазвучал голос Отца-Кормильца, хотя, скорее, Отца-Отравителя.
Естественно, Софии я наказала, как и прежде, готовить всё, что и обычно, к вечерней процедуре, и приносить это в спальню к Её Величеству. Потом читать молитву о ниспослании благодати всем, кто верует и, вылив приготовленные растворы в ночную вазу, возвращаться ко мне с докладом. Так удастся сделать вид, будто мы ни о чём не догадываемся, и не отравлять маму.
Как отмстить святым отцам я придумаю позднее, и молочно-творожно-сырную диету перенесу стойко.
Принцесса я все-таки или кто?!