А я? Я буду наслаждаться этой пьянящей и совершенно бессмысленной любовью. Пока еще есть время.
Королева отреагировала на ответ спокойно, даже слегка равнодушно. Не спросила причины, не захотела расспросить о чувствах. Просто кивнула, давая понять, что больше меня не задерживает.
— Надеюсь, ты понимаешь, на что идешь, — догнал меня ее негромкий, наполненный любовью, голос у самой двери.
Я ничего не ответила, почти выбегая в коридор. Было очень, очень больно. Хотелось вернуться и ответить «да». От злости на свою слабость нарочно укусила себя щеку, пытаясь успокоиться и сосредоточиться на чувстве долга.
— Неприятный разговор? — вклинился в мои мысли голос Настоятеля Патрика.
— Добрый день, — вежливо поздоровалась я. — Все замечательно. Вам просто что-то показалось.
Почему-то лицо именно этого человека помогает сосредоточиться, принять все нужные чувства и научиться скрывать эмоции. Поэтому сейчас я была полностью бесстрастна, как внутри, так и снаружи. Ну, разве что присутствовала крупная капля неприязни и настороженности. Настоятель Патрик не понравился мне еще во время первой с ним встречи. Казалось, это было так давно.
— Что ж, — с неизменной улыбкой произнес Патрик, жестом фокусника доставая из-за спины алую розу. — Тогда, надеюсь, этот прекрасный цветок поднимет вам настроение еще больше!
Я с недоумением смотрела на врученную розу у себя в руке, а Настоятель, нарушив все правила «прощального» этикета, исчез в неизвестном направлении.
Так. Кажется, я поняла, кто был вторым кандидатом на мою руку и сердце.
— Что? — неверующим, севшим голосом переспросил Ник, едва дослушал историю.
— Патрик попытался сильно разозлить меня вчера, намекая, будто ты позвал учителей. Настоящая Нел наверняка устроила бы страшный скандал. Поэтому предприимчивый Патрик сразу побежал к королеве, чтобы… — терпеливо начала повторять, но Ник перебил меня резким, даже злым голосом.
— Да плевать я хотел на твоего Настоятеля! — вдруг закричал он, вскакивая с кресла. — Почему ты не разорвала нашу с Орнеллой помолвку?!
Я испуганно смотрела на Доминика, не в силах сказать ни слова. Первый раз видела его в таком состоянии. Он был просто в ярости, носился по комнате, едва сдерживаясь, чтобы не начать сшибать вазы и крушить мебель. Да что происходит?! Почему он так взбесился?!
— Я решила… — запинаясь, попыталась ответить, но Ник даже не пытался вникнуть в мое растерянное блеяние.
— Как ты могла так поступить со мной, с нами?! — бушевал он. — Неужели все это время ты только притворялась, что любишь меня?!
Тут не выдержала я. Да как он смеет так думать?! Резко вскочила на ноги и, подбежав к принцу, с силой схватила его за плечи.
— Не смей так со мной разговаривать! Не смей даже думать так обо мне! — не кричала, шипела я ему в лицо, едва сдерживая горькие слезы обиды. — Я не могу решить за Орнеллу! Не могу, понимаешь? Да и что измениться, разорви я помолвку?! Тебе все равно найдут богатую невесту! А так… — слезы все-таки покатились по щекам. — Так у меня будет шанс хоть иногда быть с тобой.
Оттолкнув опешившего принца, я побежала к тайному ходу в свою спальню. Слезы текли из глаз, а в голове пойманной птицей билась одна-единственная мысль: как Ник мог подумать, что я не люблю его?
Пересечение границы Гринринга не ознаменовалось ничем примечательным. Наша походная колонна из крошечной повозки и двух всадников спокойно ехала по отвратительной пустынной дороге и никого не встречала. Разрушенные деревеньки с трубами печей, торчащих среди пожарищ, пустые глазницы окон покинутых придорожных харчевен явственно говорили о том, что война прокатилась по этим местам не жалея ни правого, ни виноватого.
В здешних краях не то, что грабителю, воришке делать нечего. Или попрошайке. Савка с Мотей тоже смотрели на эти безрадостные картины с тоской в глазах, но егерь — значительно внимательней остальных. На третий день пути, когда мы только тронулись с места ночёвки, он дал команду заворачивать обратно в лес. Скрывшись в кустарнике, мы пропустили двигавшиеся навстречу три телеги, груженные немудрёным крестьянским скарбом.
Савватей вышел к ним в одиночку — безоружного и босого юношу путники не опасались, и ему даже удалось перекинуться с ними словечком.
— К нам в Ассар уходят. Всю ночь спешили, говорят, что на закате видели рейтар, те стояли лагерем у моста через Луту.
— Как же они переправились? Эти беженцы. — Мотя спросил раньше меня.
— Через брод. К нему ведёт лесная дорога. Она начинается примерно в часе пути отсюда как раз с нашей стороны.
— Ждите здесь, я разведаю, — и егерь направился дальше без нас. Лесом. Пешком.
А мы спрятались в кустах. Вот так начался наш третий день на территории этой многострадальной страны. И точно также завершился — Мотя к вечеру не вернулся, и вообще — дорога оставалась безлюдной. Лошади паслись привязанные за длинные поводья на поляне в глубине леса, я следила за обстановкой, а Савка то уходил проведать коней, то возвращался ко мне.
Ночью мне сделалось страшно, но я не подавала виду, а только старалась поплотнее прижаться к тёплой спине сына сапожника и к утру не только столкала его с подстилки, но и сама скатилась следом. Мы почти не разговаривали.
Проводник наш вернулся только к полудню следующего дня, когда я уже места себе не находила от беспокойства. Улыбнулся, поел и завалился спать, только и, сказав, что дорогу он отыскал.
В путь мы тронулись, когда стемнело. Шли через лес, ведя лошадок под уздцы. Никакой дороги под ногами не было, тем не менее, ничего не мешало ходьбе, и даже возок нигде не застрял. Брод преодолели в сёдлах, не замочив ног. Да и Савка в повозке остался сухим. А вот наутро сзади послышался звук погони.
— Патруль наши следы увидел, — Мотя напряженно вслушался. — Они уже близко. Прячьтесь в чаще, я их уведу.
Мгновенье я колебалась. Этот добрый, искренний человек за все время путешествия вдруг стал необыкновенно родным. В голове испуганно билась мысль: а вдруг его поймают? Вдруг он больше никогда не вернется? Всхлипнув, бросилась ему на шею.
— Пожалуйста, будь осторожнее! — со слезами на глазах попросила я его.
— Да идите же вы! — нарочно сердито крикнул тот, но в глазах мелькнули улыбка и смущение.
— Надо уходить, Уль, — взволнованно пробормотал Савка, таща меня в сторону леса. — С Мотей ничего не случиться, не волнуйся. Он и не из таких передряг выпутывался!
— Берегите себя, — махнул нам на прощание рукой Мотя.
Мы с Савкой забрались в густой кустарник, а егерь, взяв поводья и упряжной и верховой лошадок, быстро скрылся из виду, продолжая двигаться туда, куда мы и раньше ехали. Всадники в стёганых доспехах промчались следом за ним через считанные минуты.
Догонят. Сомнения в этом у меня не было.
Мы снова сидели в кустах и ничего не делали. Весь день и всю ночь. И только в полдень следующего дня мимо нас проехали те же самые всадники, но не все, а только трое. Лошадки — моя и Савкина — шли за ними в поводу, причём обращала на себя внимание сковородка, подвешенная к седлу и саквояжик с аптечкой, что Улька собрала нам в дорогу.
Обрывок разговора, долетел до моих ушей: «Кнаббе сказал, что или достанет этого мудрилу, или съест свою шляпу».
Я уныло опустила голову на колени. Итак, рейтары Мотю не поймали, но и верховую лошадь, и телегу ему пришлось бросить. Плохо то, что теперь гнать нашего егеря будут долго и упорно. Скорее всего, ждать его здесь больше не имеет смысла — он продолжит уводить погоню всё дальше и дальше.
Боже, надеюсь, с ним будет все в порядке!
ГЛАВА 21
Пешком идти было нетрудно. Сейчас, при свете дня я поняла, что всю ночь перед тем, как за нами обозначилась погоня, мы ехали всё-таки по дороге. Полоса земли, покрытой травой, не заросла ни деревьями, ни кустами. Они теснились по краям, выставляя свои ветви таким образом, что те смыкались сверху или заставляли себя обходить, но сами будто не решались пересечь некую невидимую границу.