Допрос она назначила на завтра и удалилась в свои покои.
Я с благодарностью посмотрела на Ника:
— Они же ото всего отопрутся, — вздохнула я, начиная паниковать.
— Вряд ли, — легкомысленно отмахнулся Домик. — Ты ведь знаешь, кто мне ужасно нравится.
И тут меня, словно молнией пронзило. Я вспомнила, что моя сестра — самая лучшая на свете травница. А в тюремных коридорах дежурят гвардейцы. Кажется, я собралась в кордегардию? Но принц ведёт меня под ручку прямо в мои покои:
— Передохни, Нел! Ты вся на нервах. Стронутая тобой лавина набирает скорость. Не попади под обвал. Побудь в сторонке.
Сидя в тишине своего будуара, я слушала от Соньки городские новости. У Федьки-горшечника сперли крынку прямо с прилавка. Хорошо-то как! За стенами дворца жизнь идёт своим чередом. Да и в самом дворце обычный ход вещей ничем не нарушен. Интересно, а как этот обормот Доминик собирается подпоить завтрашних подсудимых? Шкатулка с брошками неожиданно поставленная передо мной фрейлиной, как всегда меня искренне увлекла. Я перебирала изящные вещицы, любуясь замысловатым завитками скани или совершенством граней, нанесённых на самоцветы искусным мастером.
Сколько любви и старания, выдумки и душевного тепла вложено в драгоценные безделушки! Вот и со мной произошло нечто подобное. Я с воодушевлением и безумным упорством начала сложную комбинацию, пытаясь изменить жизнь страны. Сделала несколько ходов и сдулась. Потому, что не изучила расклада сил, не разобралась в том, какие партии или группировки действуют сейчас, чьи интересы затрагивает происходящий постепенный захват власти духовенством.
В этот момент и вмешался мой бывший женишок. Один из тех, на чью помощь я даже не рассчитывала, оказался в нужном месте и в нужное время. А ведь перед этим он приготовил списки людей, подлежащих аресту, то есть именно этот чужеземный презираемый мною бывший принц разобрался в политических хитросплетениях и наметил пункты, по которым гвардейцы и ударили, едва я им это приказала.
Тихушник он. Но мне почему-то верится, что ради Ульки сделает всё возможное для избавления меня от неприятностей, в которые я влезла.
Королевский трибунал. Его заседание проводится в выдержанном в строгом стиле зале. Из трёх судей мне знакомы двое — барон, чьи владения неподалеку, и городской судья, обычно разбирающий имущественные споры. Среди публики тоже много лиц, которые мне приходилось встречать. Мы с мамой — на почётных местах. Утром она была напряжена и ничего, кроме слов приветствия я от неё не слышала. Напряжена она и сейчас.
Прозвучали протокольные слова, действующие лица выполнили необходимые формальности, прозвучало обвинение в государственной измене большой группы влиятельных священнослужителей. А потом ввели первого из подсудимых. Им оказался Отец-Казначей. Вот он-то и поведал без утайки, как они с Патриком, воспользовавшись трауром, утешая королеву в постигшем её горе из-за потери мужа, убедили Её Величество доверить все государственные посты лицам духовного звания — тем, кто не допустит войны, а значит, новых потерь и горя.
Не хочу пересказывать дословно, потому что этот негодяй был несдержан в выборе выражений, характеризующих мою маму. Слово «дурочка» было одним из самых мягких. Мы обе рыдали, но дружно не позволяли никому прервать это повествование — обвиняемого просто распирало от желания поведать миру о своих деяниях. Улька составила отличную «микстуру правды». А Домика нигде не было видно. Опять он шифруется. Тихушник.
После допроса первого обвиняемого мы с Её Величеством покинули зал трибунала и больше туда не возвращались. Он работал без нас ещё три недели и все преступники во всём сознались. А мы много разговаривали. Я с удивлением поняла, что о моих выходках, приведших к столь удручающим последствиям, королева даже не догадывается. Полагает, что гвардейцы обо всём позаботились сами.
Савка, одетый по-простолюдински, но добротно и опрятно, смущённо мнёт шапку и переминается с ноги на ногу. Столы в кабинете Королевского Совета поставлены так, что он оказался как бы в кольце, то есть видит не всех.
— Так где ты, говоришь, нашёл этот камень? — на лице мамы блуждает лёгкая задумчивая улыбка. Не могу понять, что её вызвало.
— Он находился в канаве у дороги, ведущей на север от городских ворот. Только край торчал. Наверное, вода его обнажила, размыв землю. Хотел подложить что-то твёрдое под колесо телеги, что совсем увязла в грязи, ухватился за край, а он развалился. Оттуда и выпал мешочек с сольдо, — мне, сидящей рядом с Её Величеством приятно слушать голос своего тайного мужа. Но я молчу — пока не время вступать.
— И что ты решил сделать со свалившимся на тебя богатством? — голос справа. Министр финансов интересуется.
— Подумалось мне, что коли в тяжкий момент, когда повозка моя увязла, Провидение послало вместо камня деньги, то это неспроста. Ведь бросать под колёса золотые монеты не принято. Значит, надо употребить их на то, чтобы экипажи не вязли в грязи.
— Что же, раз ты деньги нашёл, тебе и думать, куда их употребить. Так почему же ты решил прийти сюда? В королевский совет?
— Так, кончились они, Вашество! А у меня день пути до Урпта так камнем и не вымощен. Во имя Провидения прошу, дайте ещё на богоугодное дело.
— И сколько тебе нужно? — снова министр финансов интересуется.
— На две трети дороги хватило полведра золота, так что, четверти ведра будет в самый раз.
Королевский совет дружно гогочет, а рядом со мной мама заливается колокольчиком. Знаю, что Савушка сейчас тоже с трудом сдерживает смех, но он должен до конца доиграть сцену.
— Так и знал, что не дадите, — шапка в его руках разрывается на две части, — прощевайте, уважаемые, — досадливо бросив на пол останки головного убора, он поворачивается к выходу.
Высокий королевский совет корчится от хохота, а из маминых глаз буквально брызжут слёзы неудержимого веселья.
— Постойте, Савватей! — пробулькала она между приступами, — не уходите так скоро, — и, чуть отдышавшись, — нам будет вас ужасно недоставать.
Последняя фраза вызвала новое неистовство в рядах собравшихся, но уже менее длительное.
— Пожалуй, его в пажи. Тогда он будет вынужден захаживать время от времени, — успела я шепнуть маме, пока остальные успокаивались.
Успокаивались долго, потому что остановленный повелением королевы мой суженый подобрал клочки своей шапки, и, считая, что на него не обращают внимания, прикладывал их друг к другу, соображая, нельзя ли это сшить. Высокий совет фыркал, то там, то тут.
— Встаньте на колено, юноша! — Её Величество поднялась и вышла на середину. — Вашу саблю, Генерал!
Министр обороны освободил из перевязи свой палаш вместе с ножнами и двумя руками церемонно протянул его своей королеве. Клинок, извлекаемый твёрдой рукой, зазвенел, и Савка, увидев блеск остро отточенной стали, встал на четвереньки, повернулся боком и вытянул шею, явно подставляя её под удар. Почти полминуты стояла звенящая тишина, пока до присутствующих дошло — гость ждёт казни.
Такого хохота я никогда не слышала. Казалось, что стены сейчас рухнут. Даже стража заглядывала в двери, хотя её место снаружи. Ну да сегодня всё идёт не по правилам. Делать замечание гвардейцам никто и не подумал.
Наконец Савку поставили, как положено, мама возложила клинок на его плечо и сказала, что принимает в число своих пажей.