— Тимур Айдарович назвал вас Милочкой?
— Да, — кивнула Людмила, — у балетных принято называть друг друга уменьшительно-ласкательными именами.
— Вы знаете, — продолжала трещать Машина мама, — меня муж тоже Милочкой зовет, — хихикнула, — когда мы наедине.
Людмила еле сдержала улыбку, таким несоответствующим показалось имя Милочка для вот этой высокой полной дамы.
— Расскажите о себе, — глаза Эмилии сверкнули любопытством. — Давно ли вы знакомы с Тимуром Айдаровичем? Какие у вас отношения с его дочерью? Есть ли у вас общие планы на будущее?
— Недавно. Хорошие. Нет, — Людмила сжала зубы, не понимая, с какой стати к ней прицепилась эта дама?! Почему позволяет себе задавать подобные вопросы малознакомому человеку?! Расправила на коленях подол платья, и принялась рассматривать один из букетиков, мечтая только о том, чтобы вернулся Тимур и спас её от этой болтливой прилипалы. Вздохнула с облегчением, увидев, как к ним идут Халфин и муж, как ей помнилось, вот этой Эмилии.
— Могу ли я похитить свою обожаемую жену? — муж Эмилии склонился над рукой толстушки и коснулся губами её пальцев. — И пригласить на тур вальса?
— Танцы, танцы, танцы! — мать Маши неожиданно легко для своего веса вскочила с диванчика. — Я уж думала, что не дождусь!
Приглушенные звуки венского вальса заполнили зал в центре которого закружили три пары.
— Что скажешь о ней? — вопрос мужа Эмилии не был слышен никому, кроме той, что танцевала с ним.
— Закрыта, собрана, умет держать неожиданный удар. Не болтлива, не заносчива и не хвастлива, — если бы Людмила Марковна услышала, какую оценку дает ей недавняя собеседница, сказать, что была бы удивлена — ничего не сказать.
Но тихий краткий ответ не был предназначен для чужих ушей, а потому, пары все так же кружили в вальсе и, казалось, были поглощены друг другом.
Венский вальс сменился медленным фокстротом, а затем — вальсом- бостоном.
Милочка удивлено охнула, увидев, как приподняв пальцами край платья, ловко отплясывают пасадобль одна из гостий и её спутник. Для непрофессиональных танцоров они двигались на удивление легко и изящно. Людмила и сама бы с удовольствием потанцевала, но Тимур сидел рядом и молчал, чему-то непонятно улыбаясь. Никто из мужчин пригласить на танец гостью хозяина дома не спешил, а потому только и оставалось, что наблюдать за тем, как танцуют другие.
Она вздрогнула, услышав вопрос Тимура:
— Вы не хотите потанцевать?
— Я уже и не верила, что вы меня пригласите, — радостно кивнула Милочка. — Какой танец предпочтете? — спросила, не зная, умет ли Халфин танцевать в принципе.
— Танго, — Тимур встал и протянул ей руку. — Вы созданы для танго, — помог встать, повернулся к спутнице спиной и направился в другой конец зала.
Людмила продолжала улыбаться, не собираясь обидеться на показавшееся бы кому-то другому неуважительное отношение. Она поняла, что задумал Тимур.
Никто из гостей не покинул своих мест, когда под сводами зала зазвучали первые аккорды аргентинского танго.
Прожитые годы, неудачи в личной жизни, заботы и треволнения слетели словно флёр, обнажив юную душу балерины.
Она смотрела на Него. Только на Него. Ему в глаза, которые вспыхивали и манили.
Отсчитывала шаги Тимура.
Первый. Второй. Третий.
Увидела, как медленно поднимается рукав призывном жесте. Двинулась навстречу.
Шаг, второй, третий.
Ноги словно заступают за черту. Тело гибко наклоняется из стороны в сторону. Палантин, соскользнувший с плеч еще в начале движения и удерживаемый пальцами правой руки, остается на полу, когда пара, сделав еще шаг навстречу друг другу, соединяется в первом прикосновении.
Горячие пальцы, подрагивающие от волнения, сжимают ледяную руку партнерши.
Горячая ладонь обхватывает обнаженную спину и прижимает партнершу к себе.
Рука Милочки ложится на плечи Тимура.
Шаг, второй, третий.
Она словно пятится, отступает перед натиском мужчины, и тут же, осознав свою силу и власть, атакует, пытаясь доминировать.
Поворачивает голову вправо, словно осматривается, словно ищет путь к бегству.
Они будто заново знакомятся, изучают друг друга, учатся понимать тела и души партнера, то навязывая ему свою волю, то мягко поддаваясь.
Нет больше никого.