Закончив с удалением позвонков и уколами, меня вновь напоили какой‑то гадостью со вкусом прокисших носков и цветом детской неожиданности. Ещё какое‑то зелье сразу магически переместили в желудок, ибо ни один нормальный человек выпить подобную гадость не в состоянии. Я, наивный, ожидал, что меня вернут в постельку, но ни разу не угадал. Висеть между полом и потолком, матерясь и подвывая в душе от «неземных» ощущений, сопровождавших действие костероста и подсвечивая голым задом, пациента оставили до утра. Утром был новый осмотр и повторные уколы. Выл я до вечера. Вечером сняли лубки с руки и ноги, обмыли, одели трусы, и поместили в ванну с чем‑то напоминающим желе. Окунувшись в тёплую субстанцию, я забылся мёртвым сном, вырубившись на сутки. Что со мной делали в это время я не знаю и знать не хочу, так как проснулся уже в нормальной постели с больничными печатями на подушке и простыне (повеяло ностальгией по России), ног и задницу я по — прежнему не ощущал, зато тугой корсет, стягивающий грудь — вполне. Кости лечатся быстро. Восстановить повреждённые нервы и вернуть им чувствительность намного сложнее. Помфри обещала уложиться в месяц, самое сложное позади, кризис миновал, а дальше дело техники и мастерства целителя. А пока она дарит мне персональную палату, именную кровать с личными сиделками и неусыпной охраной. К сиделкам не приставать, охрану не будить. С остальным будем разбираться по ходу пьесы. Ещё она заказала инвалидное кресло с магическим моторчиком, это чтобы я не мучился, накручивая колёса. В роли моторчика выступает лопоухий эльф в зелёной тоге с эмблемой Мунго. Праздновать новоселье я отказался, чай не мэнор подогнали, мунговского эльфа на пинках выгнала Малышка Ниппи, мол, де она не может доверить любимого хозяина какому‑то приблуде, пусть он даже из больницы и лично обласкан и облобызан главным целителем Сметвиком. Здесь ему не там, пусть валит, пока уши не оборвали. Ишь чего удумал, хозяина в инвалидном кресле катать, будто без него это делать некому. Община хогвартских эльфов единогласно поддержала начинания Ниппи, организовав круглосуточный график дежурств. Каждый эльф стремился и почитал за честь хоть раз поработать «моторчиком». Энтузиазм у лопоухих просто зашкаливал. Не знал, что я так популярен у трудолюбивого народца. Приятно, черт возьми. Не было бы счастья, да несчастье помогло.
Тридцать первого декабря, за десять часов до Нового года, с разрешения бдительной Поппи в палату пробилась декан. Минерве досталось — бледное лицо, мешки под глазами, свисающие сосульками тусклые волосы, блеклая аура. Магический откат во всей его неприглядной красе. МакГонагалл взяла на себя ответственность за весь факультет, исключая двух личностей, навешанных директором на Хагрида. Теперь пожилая шотландка здоровьем и магией расплачивалась за недостойных учеников, одним своим видом доказывая причастность неустановленных гриффиндорцев к нападению. МакГонагалл ничего не говорила в оправдание и не просила снисхождения, искренне переживая за моё здоровье. Чего — чего, а ментального щита она на себя в тот момент не навешивала, поэтому в эмпатическом плане её чувства читались, как раскрытая книга. На первом плане была вина. Минерва корила себя: не уследила, недосмотрела, не уберегла, а настоящих виновников она найдёт, дайте только срок! Мало им не покажется. Меня трудно назвать добрым, но внутренний голос настойчиво нашёптывал на ухо, что декан не виновата… Она ведь на моей стороне… Именно в тот момент Минерва МакГонагалл ничего не решала и решить не могла.
— Мадам Помфри, мэм! — тишина, опять колдомедик закрылась у себя в кабинете. — Николь, позови, пожалуйста, мадам Помфри, — обратился я к розовощёкой сиделке, выпускнице Хаффлпафа. Кивнув, девушка умчалась за целительницей.
— Чего буяним? — улыбаясь во все тридцать два, спросила Поппи, переступая порог палаты.
— Мерлин упаси! — поспешил я откреститься от обвинений. — Нет, мэм, декан МакГонагалл тоже вела себя более, чем достойно.
— Раз все ведут себя, как истинные леди и джентльмены, зачем меня потревожили?
— Не зачем, а для чего, мэм, — поправил я хозяйку крыла.
— Для чего? Это становится интересным, Гарольд. Так для чего?
— Для расчерчивания рунного круга, мэм, у меня огромное желание преподнести мадам МакГонагалл новогодний подарок, раз уж с рождественским не выгорело.