Я жил хуже скотины: ютился в подвале и по много дней не видел горячей пищи. За шесть лет работы в компании по доставке льда мой заработок увеличился только на пятьдесят центов. Однажды я проснулся среди ночи и почувствовал, что не смогу выйти на работу. Не мог даже одеться — так болело все тело. Я пролежал в подвале целых десять дней. Когда, выздоровев, вернулся на работу, оказалось, что меня уже вычеркнули из списка служащих.
Несколько недель я скитался без работы и наконец устроился на металлургический завод. Я чувствовал себя счастливым. Работа была во много раз тяжелее, зато платили втрое больше.
Двадцать один год я простоял у раскаленной печи, плавящей металл. Лицо и руки обгорели так, словно я полвека работал под палящим южным солнцем. За эти годы я скопил три тысячи долларов и решил вернуться на родину, чтобы построить свой собственный домик и дожить свой век в тиши и спокойствии. Я вернулся в свое родное село. Мало кто помнил меня — ведь прошло столько лет! Многие советовали мне купить небольшой участок и так же, как мой отец, заняться земледелием. Но я слишком устал за эти годы и желал только одного — покоя. Все накопленные в Америке деньги я отвез в город и положил в банк, надеясь найти легкую работу и спокойно жить на проценты от вклада. Как маленький, я радовался тому, что больше не услышу утром заводского гудка. Но не прошло и двух месяцев, как началась эта проклятая греко-турецкая война. Все перевернулось вверх дном. Цены на продукты поднялись, драхма обесценилась. Плоды моего двадцатисемилетнего каторжного труда в один день пошли насмарку, я стал таким же бедняком, каким был до отъезда в Америку.
Вот почему я ненавижу Грецию, родину философов. Эта война была нужна богачам. Они наживались на ней.
И вот я снова возвращаюсь в этот страшный город, чтобы провести у раскаленной печи остаток своей жизни… Сейчас в этом грохоте машин, мне чудится скрип костей тех, кого погубил Нью-Йорк.
В воспаленных, с обгоревшими ресницами глазах Продобоболоса был ужас, губы его вздрагивали. Мы пришвартовывались. Матросы спускали трап.
Пассажиры покидали корабль. После всех формальностей в таможне Продобоболос подошел ко мне и, пожимая мне руку, сказал:
— Прощайте, кто знает, увидимся ли мы еще.
Балтачис и Бремер провожали нас шутками…
Я смотрел вслед Продобоболосу, пока он не затерялся в уличной сутолоке города-спрута.
4. Расходы за неделю
Мистер Коллинз вошел в нью-йоркский отель «Уолдорф-Астория» и снял номер на неделю. В холле к нему подошла красивая женщина в черном шелковом платье.
За сорок лет торговой деятельности и двадцать пять лет семейной жизни Коллинз знал только два дома: огромное тринадцатиэтажное здание своей фирмы, где работало более тысячи человек, и особняк, где жила его семья — супруга и дети.
Мистеру Коллинзу было более шестидесяти лет. Ловким молодым человеком он начал свою карьеру, работал диспетчером на железной дороге с недельным заработком и четыре доллара, а потом так преуспел, что стал хозяином крупной фирмы. На это ушло сорок лет жизни, в которой не было места ни цветам, ни женщинам.
— Чем могу быть полезен? — спросил мистер Коллинз красивую женщину, взявшую его под руку, и почувствовал вдруг волнение, которого давно не испытывал.
— Ничем, — проворковала она, — я просто хочу познакомиться с вами. Мой покойный муж тоже был коммерсант.
После минутного колебания мистер Коллинз смерил взглядом стройную высокую незнакомку и улыбнулся.
— Выйдем на улицу, — предложил он.
— Пожалуйста, — ответила она.
Пока закрытая машина неслась по набережной Гудзона, мистер Коллинз и его спутница не обменялись ни единым словом: женщина лежала в объятиях пожилого коммерсанта, прильнув к нему всем телом.
По возвращении в отель «Уолдорф-Астория» мистер Коллинз записал в книге для приезжих: «Господин и госпожа Коллинз».
Они поднялись в номер.
Через два часа мистер Коллинз спустился в холл и, как всегда, подал жене телеграмму:
«Здоров, вернусь через неделю, как кончу дела.
Нежно целую, Уолдо».
Он сам отнес бланк в почтовое отделение, помещавшееся напротив, чтобы служащие отеля не узнали, кому адресована телеграмма.
Переодевшись, новая знакомая мистера Коллинза, звали ее миссис Чепмен, спустилась в холл и, бросив беглый взгляд на управляющего, вышла на улицу, села в машину и мгновенно затерялась в огромном городе.
А мистер Коллинз, отправив телеграмму, поспешил по делам. Предстояло закупить у разных нью-йоркских фирм товаров более, чем на два миллиона долларов. Сначала он отправился в контору фирмы «Уоллорт», где собирался заключить сделку на поставку большой партии товаров. Однако миссис Чепмен не выходила из головы, в ушах звучал ее голос, так хотелось вернуться поскорее к ней, но дела… привычка взяла верх.
По заранее намеченному плану в этот день ему следовало посетить еще три фирмы.
Машина миссис Чепмен остановилась перед виллой на берегу Гудзона, ворота открылись и пропустили ее под чугунные дугообразные своды. Машина подкатила к большим дверям виллы, которые два негра широко открыли, и миссис Чепмен поднялась прямо в спальню мистера Хопкинса.
Мистер Хопкинс — старый капиталист. Отойдя от торговых дел, он поселился в этом роскошном, загородном особняке, откуда не выезжал круглый год.
Жену и детей он отправил на курорт в немецкий город Висбаден, а сам остался в одиночестве, на вилле, тщетно борясь с давно мучившей его бессонницей. Миссис Чепмен ежедневно приезжала к нему на два часа. Иногда она растирала спиртом сухое, немощное тело, иногда поглаживала, массировала голову, и он засыпал — большего старику не нужно было. По истечении двух часов миссис Чепмен, утомленная, бесшумно поднималась, брала со стола чек на тысячу долларов и тихо, стараясь не нарушить сон мистера Хопкинса, удалялась.
Мистер Хопкинс сообщал жене через секретаря, что врачам наконец удалось найти для неге лекарство от бессонницы. Последнее время он хорошо спит.
Когда миссис Чепмен вернулась в отель «Уолдорф-Астория», мистер Коллинз уже давно ждал ее, обеспокоенный ее отсутствием. Он обнял молодую женщину, и до полуночи они не смыкали глаз.
Миссис Чепмен восстановила сон мистера Хопкинса и лишила сна мистера Коллинза.
Спустя неделю мистер Коллинз сообщил ей, что закончил все дела и должен ехать обратно.
Она ничего не ответила, но мистер Коллинз заметил две слезинки в ее больших черных глазах. Он обещал ей в скором времени вырваться, под предлогом торговых дел, приехать и провести с ней еще несколько дней и попросил ее адрес.
— Адрес не нужен, — ответила миссис Чепмен, — если вы приедете в Нью-Йорк, я об этом буду знать.
Коллинз не настаивал. Она была права: нью-йоркские газеты печатали его портреты и сообщали о предстоящем его приезде за два дня.
Миссис Чепмен попрощалась с ним и уехала из отеля.
Мистер Коллинз сложил в свой небольшой чемодан белье, галстуки, носки, платки, деловые бумаги и нажал кнопку звонка. Перед ним стал слуга-негр.
— Снеси чемодан вниз.
— Слушаюсь, — ответил негр и вышел.
Через несколько минут мистер Коллинз спустился вниз и попросил счет.
Управляющий, улыбаясь, подал ему счет на двадцать пять тысяч долларов.
Мистер Коллинз поразился: двадцать пять тысяч долларов? За неделю?!
— Прошу вас представить точный счет всех моих расходов, — повелительно сказал он.
Управляющий вынул ему чеки, подписанные «миссис Коллинз».
Так вот на какие деньги покупала его обворожительная знакомая бриллиантовые ожерелья и дорогие платья!