Что детеныши развиваются в сумке, не вызывало сомнений, так как их там нередко обнаруживали — крошечных, розовых, голеньких, держащихся ртом за сосок. Но каким образом они туда попадают? Некоторые люди в те времена утверждали, да и сейчас деревенские жители в Америке твердо верят, что их «ветром надувает» в прямом смысле слова. Якобы опоссумы при спаривании трутся друг о друга носами, и детеныши вырастают у самки в ноздрях, когда же приходит срок родов, она сует нос к себе в сумку, сильно сморкается и выдувает их прямо в новое обиталище. Легенда эта возникла, вероятно, оттого, что самка опоссума действительно засовывает рыльце к себе в сумку и тщательно вылизывает ее изнутри перед самым появлением потомства.
Но истина оказывается не менее фантастической, чем вымысел. У опоссумов, как и у ехидн и утконосов, имеется общая клоака, запирающаяся мускульным сфинктром. В нее выходят и пищеварительная, и мочеполовая системы. При спаривании самец оплодотворяет яйца, находящиеся в теле самки, но запасы питательных веществ в желтке у зародышей настолько малы, что им приходится выбираться на свет божий ровно через 12 дней и 18 часов — кратчайший срок беременности, какой только известен у млекопитающих. Слепые, розовые, крошечные, не более пчелы, еще совсем неоформившиеся, их, собственно, и детенышами нельзя назвать, в применении к ним пользуются термином «новорожденные». Самка производит их на свет зараз чуть ли не два десятка. Выходя один за другим из клоаки, они карабкаются по волосатому брюху матери к отверстию сумки. Расстояние, которое они должны при этом покрыть, составляет около 8 см. Это — первый и самый опасный этап их жизненного пути. Живыми доходит не более половины. Очутившись наконец в тепле и безопасности, выживший новорожденный опоссум сразу же присасывается к одному из 13 имеющихся в сумке сосков и начинает кормиться молоком. Если до места добирается больше 13 крысят, те, кто приходят последними, когда все сосцы уже заняты, не получают пищи и погибают.
А через девять-десять недель детеныши выбираются из сумки на волю. Теперь они вполне оформившиеся, размерами с мышь. Обычно они цепляются за клочковатую шерсть матери и висят на ней самым головокружительным манером. В начале XVIII столетия в Европе появилась знаменитая картинка, изображающая самку южноамериканского опоссума с детенышами, чьи хвостики аккуратно обвиты вокруг вытянутого хвоста матери. Картинку многократно копировали, всякий раз внося изменения, пока в конце концов не получилось, что мать задрала хвост над спиной, а малютки с него свисают в ряд на своих хвостиках, точно пассажиры в трамвае. Когда же в музеях стали набивать чучела опоссумов, то, естественно, справлялись по книжкам и придавали экспонатам именно такое своеобразное положение, чем еще больше подкрепляли распространенную версию. Но это всего лишь сказка, каких много рассказывается об этих необыкновенных созданиях. На самом деле маленькие опоссумы вовсе не такие паиньки. Они ездят на матери, цепляясь за длинную шерсть, карабкаются на спину, висят под брюхом, на боках, держатся за хвост — совершенно как ребятишки на игровой площадке, упоенно лазящие по лесенкам и мостикам, не ведая страха. Так проходит три месяца, и только по их истечении маленькие опоссумы покидают мать и начинают самостоятельную жизнь.
Опоссумов в Америке — 76 видов. Самый мелкий размером с мышь. У него сумки вообще нет. Детеныши, крошечные, как рисовое зернышко, присасываются к сосцам между задними ногами матери и висят, словно маленькая виноградная гроздь. С другой стороны, сумчатый плавун — водяной опоссум; он величиной почти с выдру. У него перепончатые лапы, и большую часть жизни он проводит, плавая в воде. Детенышей спасает от утопления хитроумное устройство материнской сумки. Она запирается сфинктром — кольцевой мышцей, которая стягивает входное отверстие подобно шнуру табачного кисета. Внутри детеныши могут находиться под водой по нескольку минут; они дышат воздухом, содержащим углекислоту в такой концентрации, от которой погибло бы любое другое существо.
Древнейшие ископаемые млекопитающие, бесспорно относящиеся к сумчатым, были обнаружены в Южной Америке, и, возможно, именно там они и возникли. Однако самый богатый и разнообразный мир сумчатых сегодня не в Америке, а в Австралии. Каким же образом они попали с одного континента на другой?
Чтобы ответить на этот вопрос, надо мысленно вернуться в те времена, когда динозавры еще переживали пору расцвета. В ту эпоху континенты земного шара соединялись между собой. Быть может даже, они образовывали тогда единую гигантскую область суши. Ископаемые остатки близкородственных форм ящеров находятся сегодня на разных континентах: в Северной Америке и в Австралии, в Европе и в Африке. Точно так же широко распространены были, по-видимому, и ранние полурептилии, полумлекопитающие. Но на исходе царства динозавров единая суша раскололась на два суперконтинента: один северный, включавший сегодняшние Европу, Азию и Северную Америку; другой южный, в состав которого входили Южная Америка, Африка, Антарктида и Австралия. Основными свидетельствами этого первоначального единства и наступившего затем раскола и расхождения материков служат данные геологии. Это — совпадение материковых контуров, наличие одних и тех же каменных пород по разные стороны океанов, остаточная намагниченность пород, по которой можно судить о том, как они располагались в момент образования, датировка срединных океанических хребтов и островов, результаты подводного бурения и другие источники.
Данные о распространении в мире современных животных и растительных форм служат этому дополнительным подтверждением. Особенно наглядный пример — гигантские нелетающие птицы. Одна их группа, включающая хищную диатриму, возникла на северном суперконтиненте. Все они к настоящему времени давно вымерли. На южном суперконтиненте возникла другая форма, чья судьба сложилась гораздо удачнее. Это были бескилевые: нанду в Южной Америке, страус в Африке, эму и казуар в Австралии и киви в Новой Зеландии. Распространение этих птиц представляло для натуралистов большую загадку. Они настолько сходны между собой, что, весьма вероятно, произошли от общего нелетающего предка. Но каким образом нелетающие птицы расселились по разделенным водами океанов землям? Гипотеза о существовании некогда южного суперконтинента разрешает проблему. Птицы просто-напросто разошлись в противоположные концы суперконтинента и развивались там, образуя разные формы, пока он распадался на нынешние континенты.
Другое подтверждение дают, как ни странно, блохи. Эти паразитические насекомые перемещаются вместе с животными, на которых они живут, но легко образуют новые виды, приспосабливаясь к новым хозяевам. Некоторые весьма характерные виды блох обнаружены только в Австралии и в Южной Америке. Если допустить другое объяснение, что животные-хозяева перенесли их через Европу и Северную Америку, то как же они по дороге ни у кого не оставили родственных себе форм?
Имеется также и ботаническое доказательство: южный бук, лесное дерево, родственное европейскому буку, но отчетливо от него отличающееся, распространен в умеренном поясе по всему южному полушарию, что в свете сказанного тоже легко находит объяснение.
Гигантский южный суперконтинент со временем стал раскалываться. Отделилась Африка и передвинулась к северу. Австралия и Антарктида оставались неразделенными и были соединены перешейком или цепью островов с южной оконечностью Южной Америки. В этот период, по-видимому, из ранних предков млекопитающих и образовывались сумчатые формы. Если, как можно судить по некоторым данным, это произошло именно в Южной Америке, то вскоре сумчатые смогли распространиться и на австралийско-антарктический блок.
Одновременно шло развитие ранних млекопитающих и на северном суперконтиненте. Здесь они пошли по другому пути вскармливания детенышей. Вместо того чтобы перемещать их на ранней стадии в наружную сумку, они стали гораздо дольше держать их в теле матери, питая с помощью особого приспособления, которое называется плацентой. На этом новом способе мы подробнее остановимся ниже. Пока же только отметим, что существовала и такая ветвь млекопитающих.