Утолив жажду мутной водой из арыка, мальчики набросились на фрукты, ели их жадно и без разбору. Вначале подбирали валявшиеся на земле полугнилые яблоки и груши, но потом стали разборчивее и принялись сбивать спелые с деревьев. После фруктов они бросились опять к арыку. Так повторилось несколько раз. Когда желудки наполнились и ребята не в состоянии были выпить хотя бы еще каплю воды или проглотить еще одну сливу, они легли под забором и стали обсуждать свое положение, что делать дальше, куда деваться.
— Давай пойдем в горы, авось доберемся до русских, — предложил Качаз.
— Как мы доберемся с тобой — без пищи и не зная дороги? — возразил Мурад.
Качаз задумался.
— Не лежать же нам здесь вечно! Утром появится хозяин и если сам не убьет, то выдаст аскерам, — сказал Качаз.
Мурад предложил перебраться в церковь, к своим.
— Если убьют, так лучше со всеми, а уходить далеко от своих я не хочу.
Качаз согласился.
Набив карманы яблоками, они пошли по пустынным развалинам города и, никем не замеченные, добрались до церкви. Спрятавшись за стенами обгоревшего дома, они, затаив дыхание, стали наблюдать.
У широких ворот церкви, зажав между колен винтовку, сидел усатый пожилой турок. Он сладко дремал. Когда голова его медленно опускалась на грудь, он встряхивал ею и полуоткрытыми глазами оглядывался вокруг. Не заметив ничего подозрительного, он опять начинал дремать.
— Так мы простоим до самого утра, — прошептал Качаз.
— Пошли, — сказал ему Мурад на ухо. — Первый пойдешь ты и будешь молчать, а я пойду за тобой и в случае необходимости заговорю с ним.
Они зашагали к воротам. От страха у них сильно забились сердца, пересохло во рту. Когда они подошли уже к самым воротам, часовой проснулся и вскочил на ноги.
— Стой! Кто идет? — грозно крикнул он.
— Это мы, ага, — сказал Мурад насколько возможно твердым голосом.
— Кто это «мы»?
— Нас господин офицер послал в город.
— Когда это было?
— Часа два тому назад.
— Но это не в мое дежурство, я заступил недавно. Зачем же он послал вас?
— Чтобы рассказать большому начальнику о нашей жизни на горе, — лгал Мурад более уверенно.
— Что же вы рассказали?
— Все рассказали.
— Интересно, чем же вы питались столько дней в крепости? Говорят, русские сбрасывали вам с аэропланов продовольствие и патроны, хотя я никаких аэропланов не видел. Скажи, правда это?
Мурад ответил уклончиво:
— Мы тоже не видали, ага.
— То-то! А сколько народу погибло зря! Это все молодежь, они замутили народ. Разве можно идти против султана? Он одним своим пальцем может раздавить целое войско. Говорят, по его велению останавливаются реки, отступает море, а вы, несчастные, бунтовать вздумали!
— Ага, я ничего не знаю!
— Да не про тебя разговор. Скажи, накормил хоть вас начальник?
— Как же! Даже яблок дал нам. — Мурад протянул часовому два яблока.
Тот не замедлил взять их. Мурад оглянулся и заметил исчезновение своего товарища. Во время разговора Качаз проскользнул во двор. Пора было и ему кончать столь опасную беседу, но, как видно, собеседнику было скучно одному и он не прочь был продолжать ее.
— Хорошо ты говоришь по-турецки — все равно как писарь. Наверное, в школе учился?
— Учился. Я считать и писать тоже умею.
— Вот хорошо! Тебе бы принять ислам и зажить по-человечески. Ведь нехорошо жить в заблуждении.
Мурад молчал.
— Только приняв ислам, ты станешь человеком. Кроме мусульман, все остальные народы — грязь.
— Пойду к своим, ага? — попросил Мурад. — Они, наверное, заждались меня, беспокоятся…
— Что же, иди и хорошенько подумай над моими словами. Я тебе добра желаю. Ты смышленый мальчик, жаль, если пропадешь зря.
Мураду пришлось долго разыскивать своих во дворе, набитом до отказа народом, и в самой церкви. Они считали Мурада погибшим и успели уже оплакать его. Бабушка, обняв Мурада, ни за что не хотела расставаться с ним. Так в ее объятиях и пришлось Мураду провести остаток ночи.
Глава одиннадцатая
В церкви
В церкви было тесно и скученно. Лежа на холодных каменных плитах, стонали больные и ослабевшие от голода люди. Было много умирающих. По утрам во двор въезжала запряженная парой быков телега. Трупы умерших за ночь укладывали друг на друга, как дрова, и увозили на кладбище. Все же в церкви было лучше, чем в крепости: здесь не было вечной трескотни винтовочных выстрелов, страшного свиста пуль и артиллерийского грохота, а главное — была вода, пей сколько хочешь, да еще каждому выдавали по полфунта черного, липкого, как весенняя грязь, солдатского хлеба.
Караульные солдаты тайком приносили мясо, овощи и фрукты. Все это они продавали втридорога и наживались, как могли, без всякого стеснения. Бабушка, чтобы спасти Аместуи и поправить здоровье изголодавшихся Нубара и Мурада, на последние гроши покупала продукты у солдат.
— Человек ко всему привыкает, привыкнешь и к этому, — говорила часто бабушка.
И действительно, люди понемногу начали приспосабливаться к новой жизни. Некоторые семьи ухитрялись даже разводить огонь и готовить обед.
Угнетала неволя. Сады, наполненные спелыми плодами, зеленеющие луга и горы неудержимо манили людей к себе, туда, на простор. Но ворота церковного двора строго охранялись.
Мурад с товарищами, облокотившись на перила каменной стены, часами молча смотрели на извивающуюся дорогу, на горные тропинки, на пустыри, где когда-то стояли родные дома. Мысли ребят уносились в далекие счастливые дни, к которым уже не было возврата.
В один из таких дней через головы ребят пролетел камень и со стуком ударился о большие квадратные плиты церковного двора.
Ашот поднял камень. Он был завернут в бумагу.
— Смотри, Мурад! Тут записка! — с удивлением сказал Ашот.
— Давай сюда.
Мурад начал читать. В записке было всего несколько слов: «Ребята! Напишите записку, заверните в нее камень, бросьте вниз. Кто уцелел? Как с вами обращаются? Что думают турки делать с вами? Записку эту уничтожьте».
А вместо подписи стояли загадочные слова: «Армянин с гор».
— Наши в горах! — воскликнул Мурад. — Интересно знать: кто там?
— Этого не узнаешь: видишь, человек, написавший эту записку, даже фамилию свою скрыл, — сказал Ашот.
— Ну и задачу задал нам этот человек! — Качаз взял записку из рук Мурада и прочитал про себя. — Попробуй перечислить, кто уцелел, да еще сказать, что турки собираются сделать с нами!
Ребята втроем сочинили ответ:
«Всех мужчин и мальчиков старше тринадцати лет турки убили. Воды дают вдоволь, хлеба мало. Что собираются делать с нами — не знаем».
— А не спросить ли нам, кто из наших там, в горах? — спросил Ашот.
— Нет, это неудобно. Лучше спросим, нельзя ли нам перебраться к ним, — предложил Качаз. — Мы ведь сумеем выбраться отсюда.
И они добавили:
«Мы хотим к вам. Напишите: где вас можно найти и когда?»
Подписались так же, как незнакомец: «Армянские мальчики».
Напрасно по целым дням ребята ждали у стены. «Армянин с гор» больше не приходил.
Качаз в церкви как-то притих. От его прежней энергии не осталось никакого следа. Ходил он вялый, с мрачным лицом. Зато Ашот мало изменился; даже в этой обстановке, среди всеобщего уныния, он был оживлен, вечно о чем-то хлопотал, выполнял какие-нибудь поручения и даже шутил.
— Арап! Брось ты ходить таким мрачным, словно жить тебе надоело! — говорил он Качазу.