Приехав в Бостон в возрасте семидесяти пяти лет, мама написала более сорока рассказов, опубликовала книгу воспоминаний, а в возрасте 99 лет издала томик стихов. Вот несколько стихотворений из этого сборника.
Я никогда не буду молодой,И старой тоже скоро я не буду.Улягусь под гранитною плитойИ жизнь свою я начисто забуду.
Исчезну, уничтожусь навсегда,О, как несправедливо и обидно,Ведь если гаснет на небе звезда,Нам сотни лет ее сиянье видно.
Так как же нам, обыкновенным, жить,Не гениям, ученым и поэтам,Чтоб, обрываясь, не погасла нить,А продолжала тлеть неярким светом.
Какие мысли, подвиги, делаДолжны остаться на родной планете,Чтобы сказали: «Да, она жила,Не зря жила на этом трудном свете».
…
Всё на свете имеет лицо,Только смерть не имеет лица.Всё на свете имеет конец.Лишь конец не имеет конца.
…
Старые друзья похоронены,А новые друзья – посторонние.И некого спросить: «А помнишь ли?»И некого просить о помощи.
…
Тина, песок и водоросли,К берегу не подойти.Мне бы немного бодростиВ самом конце пути.
Только не оборачивайся,Только назад не гляди, —Какое бы ни было качествоПройденного пути.
В декабре 1994 года мы праздновали в Бостоне мамино девяностопятилетние, на которое был приглашен и Иосиф Бродский. Он приехать не смог, но прислал маме в подарок поздравительную оду.
Мама растрогалась и ответила Иосифу стихами:
Не подругой была, не сверстницей,Я на сорок лет его старше.Но, услышав шаги на лестнице,Бормотанье под дверью нашей,Я кидалась бегом в переднюю,Будто к источнику света,Чтобы в квартиру немедленноВпустить молодого поэта.А поэт, побродив по комнатам,Постояв у книжного шкафа,Говорил еле слышным шепотом:«Я пришел почитать стишата».И от окна до двери,Шагами комнату меря,Начинал он спокойно и строго,Но вскоре, волненьем объятый,Не замечал он, как строкиВдруг наливались набатом.И дрожали тарелки со снедью,И в стену стучали соседи.
На праздновании маминого девяностопятилетия российская поэзия была представлена находившимися в то время в Бостоне Александром Кушнером с женой Леной Невзглядовой. Вот его поздравление:
Дорогой Надежде Филипповне в день ее девяностопятилетия от Александра Кушнера
Маяковский о Вас написать не успел,Потому что картежник он был и горлан.Шкловский занят был очень и книжку хотелНаписать о Толстом, как толстенный роман.Бедный Зощенко болен был и уязвленОскорбленьями: рано поник и угас.Посмотрев на меня, они молвили: онО Надежде Филипповне скажет за нас.
…
Девяностопятилетие…Поразительная дата.Никого еще на свете яНе встречал, чья так богатаИ светла душа-искусницаОставалась молодая.О, не пленница, не узница,А, как ласточка, летая.Мне полезно было б, думаю,Взять у вас два-три урока,Чтобы эту жизнь угрюмуюОблегчить себе немного.Вы секрет какой-то знаете,Что-то в Вашем есть полете.Впрочем, Вы и не скрываете:Не томитесь, а живете!
…Пять лет спустя, за две недели до нового тысячелетия, мы праздновали мамино столетие, с чем ее поздравил тогдашний президент Билл Клинтон. Мама, хоть и купалась в лучах любви, не изменила всегдашней своей самоиронии.
«По-видимому, в моду снова вошел антиквариат», – говорила она счастливым голосом.