Итак, мы прилетели в Мюнхен, арендовали машину и покатили к месту назначения. На улицах Аугсбурга мы заметили указательные знаки с таким текстом: «Скорость танков не больше 40 км/час».
Это нас успокоило и придало уверенности, что, в случае атаки, можно на любой занюханной тачке от этих танков улизнуть. Остановились мы у ворот базы, ожидая, что охранник выйдет из стеклянной будки и начнет переговоры – ведь пропуска у нас еще не было. Но солдат что-то чирикал (выяснилось, что решал кроссворд) и не обратил на нас никакого внимания. Тогда Витя подошел к будке и попросил разрешения позвонить начальнику программы. «Чего звонить – идите», – сказал охранник, не отрываясь от кроссворда. Витя оставил меня в машине и зашагал на базу. «Машину-то возьмите», – высунулся из будки охранник. И мы, будучи неизвестно кем, въехали на военную базу в автомобиле, набитом неизвестно чем!
Начальник программы, майор Фред Гербер, с багровым лицом и рыжими усами, спросил, нравится ли нам отель и посоветовал несколько хороших ресторанов.
«Занятия начинаются завтра. Лекции с 9 до 12, практические занятия с 4 до 6. А теперь вы свободны». – И он отдал нам честь, в смысле «аудиенция закончена».
«А что мы будем делать на базе с 12 до 4?» – проворчала я, намекая, что такое расписание нам неудобно. Витя испепеляющим взглядом отметил мою бестактность. «И вы, мадам, и герр профессор можете изучать в это время немецкий язык, у нас прекрасная библиотека», – подмигнул мне майор Гербер, берясь за ручку двери. «А пропуск?» – спросил Витя. Тут майор опечалился и сказал, что выписать нам пропуск он не может. Как раз сейчас правила безопасности ужесточились, и пропуска имеет право выдавать только Штаб в Мюнхене. На следующий день у нас взяли отпечатки пальцев, сделали по шесть фотографий и отправили в Мюнхен. Пропуска пришли через месяц, накануне нашего отъезда из Германии. Мы храним их на память. За время работы на базе никто ни разу ими не поинтересовался.
Как-то майор Гербер пригласил нас на обед. Кроме милой молчаливой жены-немки – ни слова по-английски, – пришли двое немецких знакомых майора, по возрасту в отцы ему годящихся. Узнав, что мы из Советского Союза, они оживились, слишком часто опрокидывая в горло шнапс. И вдруг, обнявшись и раскачиваясь, запели по-русски «Широка страна моя родная», а потом пустились в пляс, припевая «Светит месяц, светит ясный». За месяцем последовали «Расцветали яблони и груши»… Мы сидели с выпученными глазами, не зная, что всё это значит. Майор растрогался и объяснил, что ребята были военнопленными и провели несколько лет в лагере в Сибири. «Но они же должны нас ненавидеть», – разволновался Витя. «Что вы, что вы, – замахал руками майор. – Они часто вспоминают то время с радостью и грустью. Говорят, ведь мы были тогда так молоды!»
Как сказала бы наша Нуля, «водка себя оказывала», и меня так и подмывало присоединиться к этому дуэту. Но я представила себе этот «сюр» – бывшие советские граждане, эмигранты, обнявшись с бывшими военнопленными немцами, чуть не захлебываются в советском патриотическом экстазе. И я не дала себе воли.
На пути к звездам
Не знаю, считается ли наградой жизни встреча не с выдающимся человеком, а с планетой. Впрочем, весьма выдающейся.
Одним из проектов, в котором участвовал Витя Штерн, была подготовка полета космического корабля «Галилео» на Юпитер. Мы жили несколько месяцев в калифорнийском городе Пасадена, где находится «Jet Propulsion Lab», и Витиной задачей была диагностика и настройка компьютеров, которые могли «сойти с ума» под воздействием космических лучей. Поистине интернациональная команда включала индусов, японцев, китайцев, немцев и французов. Американцы были в меньшинстве. Мы познакомились и подружились с очень талантливыми людьми, и эти несколько месяцев жили как одна дружная семья.
После окончания проекта руководитель предложил Вите перейти к ним на постоянную работу. Это было очень соблазнительно, но наша Катя училась в аспирантуре в Йельском университете, в Коннектикуте, и родила в это лето сына Даню. Мы не хотели уезжать так далеко от них и отказались. Останься мы в команде, возможно, и дождались бы своей очереди полететь. Желательно, не в один конец. Но 18 октября 1989 года космический корабль отправился в путь к Юпитеру без человека. В качестве утешения перед полетом «Галилео» сотрудники получили подарок: в космический корабль была вложена платиновая пластина с именами всех участников проекта. По доброте и щедрости начальства на пластине выгравировали и мое имя. Так что почти сбылись слова знаменитой песни Войновича и Фельцмана: «На пыльных тропинках далеких планет останутся наши следы».