– Угадай, почему он пригласил нас на этот вечер? – спросил Витя.
– А правда, Юджин, почему? Неужели за то, что мы открыли вешалкой вашу машину?
– Причин было несколько. Как только вы со мной заговорили, я услышал русский акцент. Ухо у меня наметанное, потому что моих родителей привезли в Канаду из Одессы. А когда Виктор дал мне свою визитную карточку, я совсем расчувствовался. Бостонский университет – моя альма-матер. К тому же вы угадали Бранденбургский концерт, и я понял, что вы любите музыку… Слушайте! – Глаза его вдруг заблестели. – Я хочу сказать тост. Господа! – рявкнул он, и гости с бокалами в руках замолчали и повернулись к нам. – Господин посол! Леди и джентльмены! Я хочу произнести тост и выпить за моих новых друзей Виктора и Людмилу, которые пришли мне на помощь в трудную минуту. Я хочу поднять бокал за дружбу канадского, американского и русского народов!
– И еврейского, – пробормотал Витя, уважающий точность формулировок.
– За наши великие страны! – не унимался Юджин. Он набрал в легкие воздух, и я испугалась, что они с Витей грянут «Подмосковные вечера». Но тут раздались звуки арфы, и нас пригласили в столовую.
Вернулись мы домой около полуночи. Дверь Аниной квартиры была распахнута настежь, на лестничной площадке толпились соседи. Анна разговаривала с полицейским.
– Что случилось?
– К нам забрались воры. Я пришла час назад, стала искать в сумке ключи и услышала в квартире шаги. Я решила, что вы уже дома, и позвонила. Никто не открыл, шаги стихли, и ключей нет. Наверно, оставила в другой сумке. Я дернула дверь, а она открыта. Над головой – слоновий топот. Воры выбежали через черный ход на чердак и оттуда по крышам. Наверно, соседские мальчишки, они тут все выходы и лазейки знают.
– Господи! А что украли?
– Почти ничего. Не успели. Только портативный телевизор. Да, и ваши знаменитые плащи. Они висели на самом виду в таких потрясающих золотых мешках.
В кафе «Мольер»
О наступлении весны в Париже извещают кафе. Как только над их дверьми и окнами натягиваются солнечные козырьки, как только официанты выносят на тротуары столики и устанавливают стулья в один ряд, чтобы создать подобие зрительного зала, вы знаете, что в Париже весна.
Этот апрельский день был солнечным и мягким. Всё, чему полагалось растаять, – растаяло, всё, что должно расцвести – каштаны, платаны, акация, – расцвело.
Я полдня слонялась по городу и, не чуя от усталости ног, забрела в кафе «Мольер», что рядом с Гранд-опера. Уселась за уличный столик и вместо кофе и круассана почему-то заказала абсент. Поставив локти на стол, я попыталась придать себе позу пикассовской любительницы
абсента из эрмитажной коллекции. Наверно, Париж требует некоторой экстравагантности.
Вдруг пожилой господин за соседним столиком обратился ко мне по-французски:
– Простите, мадам, нет ли у вас спичек?
«Довольно примитивное начало для человека его возраста», – подумала я, но для приличия порылась в сумке.
– К сожалению, нет, сэр (по-английски).
– Вы англичанка, мадам?
– С таким-то акцентом? Вы мне льстите, сэр.
– Испанка, гречанка?
Я покачала головой.
– Ну, значит, американка, – засмеялся он, – угадал?
– Более или менее.
– Что это значит?
– Это значит, что я живу в Америке. Но я русская.
– Господи! – господин даже всплеснул руками. – Русская! У меня никогда не было романа с русской дамой… По крайней мере в реальной жизни.
Выражение «в реальной жизни» показалось мне странным, но я не позволила себе удивиться вслух.
– Очень сожалею, сэр, но не уверена, что я должна знать этнические особенности ваших партнерш.
– Извините, мадам, я думал… – Он помолчал: – Вы меня не узнаете?
– Я вижу вас первый раз в жизни, сэр.
Его лицо, обрамленное седыми, почти до плеч, волосами и перерезанное седыми же усами, опечалилось. Мне стало неловко за свою грубость, и я протянула ему руку.
– Если хотите, давайте познакомимся. Меня зовут Людмила Штерн, Люда.
– Омар Шариф. – И он, привстав со стула, пожал мою руку.
– Простите? – От неожиданности я подалась вперед и опрокинула бокал. Абсент разлился, и в его лужице заиграло весеннее солнце.
– Омар Шариф, киноактер, – повторил он. Если он и наслаждался моим ошалелым видом, то даже глазом не моргнул.
Конечно же! Теперь я узнала это смуглое лицо, удлиненные оливковые глаза, расщелинку между передними верхними зубами.
– Боже милостивый! Я думала, вы гораздо моложе. – Я чуть не выпалила – «и гораздо выше ростом», но вовремя прикусила язык.
– Вы очень любезны, Люда.
Омар Шариф иронически поклонился.